Не знаю, как для вас, а для меня экранизация романа Стивенсона была первым по-настоящему приключенческим романом (в отличие от «Острова сокровищ» и «Черной стрелы», которые в большей степени исторические романы). Советский зритель достаточно взыскателен, а потому банальный мордобой и набор голливудских афоризмов позапрошлого века его не утроит. Ему требуется помимо силовых сцен еще и тонко и замысловато закрученная интрига и определенная интеллектуальная подкладка в соответствии с идейной окраской мировоззрения. Названный фильм 1979 года выпуска отвечал всем этим критериям. Трудно, на первый взгляд, было сказать что-то новое о викторианской Англии после Конан Дойля и его цикла о Шерлоке Холмсе (любой режиссер должен был учитывать это априори зрителя и иной раз даже кивать на банальные образы сыщиков, преступников, старых дев и кэбменов), но и автор – Стивенсон – и режиссер великолепно решили эту проблему. Мы смотрим на мир глазами титулованной особы (а точнее глазами ее придворного шталмейстера). Этот мир – мир 80-х гг. XIX века: империализм, колониализм, «новое искусство» - зачаток абстракционизма и конструктивизма, когда уже были телеграф, океанские лайнеры и аэростаты, но еще не появилось ни кинематографа, ни электричества, ни ядерной физики. Помимо не очень удачной первой сцены (мордобой в лондонском кабачке, который здесь совершенно неуместен, - это же не Дикий Запад!) остальная часть фильма выдержана в едином тоне – тоне эпохи – той эпохи, лицами которой помимо Джека Потрошителя были Т.Квинси со своей «Исповедью англичанина, курившего опий» и А.Кроули со своей «Сатанинской библией» (заметим, что «Клуб самоубийц» вполне вписывается в этой пейзаж). Но Лондон – это еще не весь роман, куда поместились также турецкие полицейские в Стамбуле, обнаженная спина Жаннет (это вместе с гарсиямаркесовским романом и альбомом европейской классической живописи было самыми острыми переживаниями моей юности), а также бодрая сцена на Диком Западе, манящая советского зрителя в прерии, как некогда набоковского героя – литография паровоза.
Но отвлечемся от кинематографии и зададимся вопросом – а где эта страна – Баккардия? Итак, дата приезда принца Флоризеля в Лондон нами примерно определена – около 1885 года. Имя его, как будто французское, но что-то говорит за то, что он – не настоящий француз. Во всяком случае, Париж для него – чужой город, куда более чужой, чем Лондон. Уж не Бургундия ли это, выжившая между Людовиком IX и Священной Империей? Или Бельгия?
Впрочем, есть еще один адрес – это Южная Германия, скорее всего Баден, относящийся к германскому ареалу, но наиболее ориентированный на Запад (помните, у того же Конан Дойля «варварскую роскошь» короля Богемии – в советском фильме он до смешного похож на императора Вильгельма?) Дело в том, что Бельгия не годится по причине наличия некоторого итальянского субстрата, что видно из названия страны, а стало быть она лежит где-то на пересечении Франции, Италии и Германии – эдакая монархическая Швейцария. Учитывая датировку, мы приходим к одному-единственному выводу: перед нами мир победившей в 1870 году Франции. Северогерманский Союз за Майном худо-бедно сохранился, но четыре южнонемецкие страны – Баден, Вюртемберг, Гессен и Бавария по-прежнему независимы и занимают некое промежуточное положение между германской идеей (более худосочной), французской культурой и римским католицизмом. Ибо поражение Пруссии в 1870 году влечет за собой к 1885 году следующие последствия:
1) Францией по-прежнему правит династия Бонапартов.
2) Папа римский к отчаянью итальянских карбонариев по-прежнему владеет всем Лациумом.
3) Политическая звезда Бисмарка закатывается, а новые политики не возятся с культуркампфом или исключительным законом против социалистов. Германия терпит очередное поражение в борьбе с Западом.
4) Англия не вполне довольна усилением Франции в Европе и особенно ее видами на Бельгию, а потому негласно поддерживает Северо-Германский Союз.
5) Россия также недовольная успехами «Бонапартия» склонна к еще большему сближению с Германией (во всяком случае, никаких франко-русских договоров ожидать не приходится).
6) Если Россия решится напасть на Османскую империю в 1877, не придется ли ей вновь иметь дело с англо-франко-австрийской коалицией?
7) У Германии колоний вообще не просматривается, а Французская Империя ограничивается колонизацией лишь прибрежных районов Берега Слоновой Кости, Сенегала, Гвинеи и Габона. Аналогично нет продвижения британцев в Судан и Родезию. Зато Россия усилиями Миклухо-Маклая и графа Толстого основала колонию в Новой Гвинее. А папуасы – вы же знаете – самая мудрая нация на свете, заключившая Последний Завет с «Б-гом» еще 30000 лет назад. Отрицать это могут только преступные антимеланисты и гвинофобы.