Взято со старого форума от товарища Сказочникъ

цитата:

Сапожник Сосо Джугашвили был некогда революционером. Не так, чтобы очень известным, но все-таки входил он в состав Политического бюро ЦК, в сосав Военно-революционного центра, а так же в состав Петроградского Военно-революционного Kомитета. В составе большевистского правительства, просуществовавшего с двадцать шестого по двадцать девятое октября семнадцатого года, Сосо Джугашвили, имевший в те годы партийный псевдоним Сталин, входил в качестве наркома по делам национальностей.
Однако мятеж большевиков был к тридцатому октября подавлен войсками генерала Краснова и восставшими юнкерами, а Сталин в числе других «министров» несостоявшегося правительства был арестован. Его, как мелкую сошку, хотели поначалу отпустить. Но Джугашвили, на свою беду признался Андрею Януарьевичу Вышинскому, который вел дело о большевистском мятеже, что состоял агентом охранки и был внедрен в состав большевистского ЦК Романом Малиновским. С этого момента Сталин попал в ситуацию Эдмона Дантеса, признавшегося прокурору Вельфору в том, что он вез письмо от узурпатора для господина Нуартье. Поскольку сам Вышинский также в недавнем прошлом был агентом охранки, он постарался законопатить Сталина на долгую каторгу. Но тут грянула ноябрьская амнистия тридцать седьмого года, объявленная президентом Милюковым в честь двадцатилетия Спасения России. Амнистия эта коснулась и монархистов, и анархистов, и даже большевиков. Она-то и позволила Джугашвили покинуть Акатуйский рудник. На родину в Грузию он не поехал: там до сих пор не забыли еще его бандитскую молодость, и было немало желающих воткнуть ему в спину длинный грузинский кинжал. Более того, новый глава правительства независимой Грузии Лаврентий Берия тогда заявил, что не впустит на свою территорию только что освободившихся грузин-революционеров. Жить в Петрограде с его сырым и промозглым климатом Сосо не позволяло подорванное на каторге здоровье. Поэтому Иосиф Виссарионвич Джугашвили поселился в Москве и начал починять сапоги. Починять точно так, как некогда починял сапоги некий Виссарион Джугоев, считавший Иосифа своим сыном. Теперь трудно было узнать в этом седом сапожнике того усатого отца всех народов, который в другой реальности в это же самое время сидел в Кремле и готовился к молниеносному захвату Финляндии.
В тот день, семнадцатого ноября тридцать девятого года, сапожник Сосо Джугашвили собрался отмечать свой маленький праздник. Два года назад дошла до него весть об амнистии. По этому случаю добыл он бутыль настоящего грузинского вина и, пораньше закрыв свою будку у Смоленского рынка, пьянствовал у себя дома в подвальной квартире.
Внезапно в дверь постучали. Нехотя встав из-за стола, Сосо пошел открывать дверь.
– Иосиф Виссарионович, я к вам по важному делу, – обратился к нему господин с бородкой, напомнившей Сосо сразу и бородку Левки Троцкого, казненного после суда в декабре восемнадцатого, и бородку Яшки Свердлова, умершего в девятнадцатом году на Акатуйской каторге.
– На мусора ты нэ похож, – заметил бывший Сталин. – Но ти и нэ из бивщих болшэвыков. Чего тэбэ надо от бэдного сапожныка? Я стар. Мнэ шэстьдесят чэрэз мэсяц.
– Я хочу, – неожиданно произнес незнакомец, – чтобы за оставшиеся вам тринадцать с небольшим лет вы исправили то, что натворили за шестьдесят.
– Интэрэсно, – ничуть не удивившись и не испугавшись, проговорил сапожник. – Ти что, архангел Гаврыил? Или, наоборот, Мэфистофель? Откуда ти знаэшь, сколко мнэ жить осталось? Может, я завтра помру, а может, проживу и сто лэт.
Тут сапожник сильно закашлял, а, прокашлявшись, весело произнес:
– Нэт, сто, навэрно, нэ проживу.
– Сколько бы вы ни прожили, у вас есть возможность остаток жизни провести в роскошных условиях и в почетном положении. Все сразу я вам рассказать не могу. Но прошу вас, благоволите поехать с нами.
– Ти думаешь, я откажусь? Нэт! Боятся мнэ нэчего. Тэрять тоже. Мнэ эта будка за пару лэт знаэшь как надоела?
Быстро одевшись, Сосо Джугашвили вышел из своей каморки и вместе с Вольдемаром направился к стоящему у подворотни заведенному автомобилю. Сапожник сел на переднее сиденье рядом с водителем, и Нелидов тут же поморщился от запаха дубленой кожи и сапожного клея, исходящего от пожилого грузина. Чтобы не терять времени, Вольдемар вынул из кармана многократно свернутые газетные листы и передал их бывшему Сталину:
– Почитайте, Иосиф Виссарионович, как ваше шестидесятилетие праздноваться будет, – произнес при этом Вольдемар.
С первой страницы газеты, которая, как и двадцать с лишним лет назад называлась «Правдой», в лицо старому сапожнику, улыбаясь, глядел усатый грузин, одетый в такой же френч, в каком в этой реальности изображают покойного Керенского на повсеместно висящих портретах. Не сразу понял старый Сосо, что это лицо принадлежит ему.

Через час старый «Рено» затормозил у дома номер шестнадцать по Малой Лубянке. Это был тот самый дом, о подвале которого Егор Исаевич говорил еще тогда, когда Елена, Вольдемар и Граммофон вернулись с шестнадцатилетним Игорем Кулаковым из сентября две тысячи четвертого года в август две тысячи шестнадцатого. Здесь творцы прошлого решили разделиться. Бросать автомобиль у входа в подвал Вольдемар посчитал неразумным. Во-первых, обнаружив брошенный таксомотор, Ротов тут же бы приказал заложить в этом подвале дыру или устроил бы в этом месте засаду. Во-вторых, Нельзя было бросать ступу, замаскированную вчера в сугробе на Керенских горах. Поэтому Вольдемар поручил Павлу привести сапожника в восемьдесят третий год в дом Егора Исаевича. Сам же он, продолжая удерживать Жорика за горло загибом трости, отправился на Керенские горы.
Четверть часа понадобились Вольдемару, чтобы обнаружить припрятанный вечером магический летательный аппарат. Сугробов было много, и все они были на одно лицо. Лишь ткнув наобум тростью в один из таких сугробов, Вольдемар наткнулся на твердую волшебную древесину. Тогда пришлось использовать метлу по прямому назначению: держа Жорика под револьвером, Пчелкин заставил его очищать метлой ступу от снега. Попыток к побегу Жорик действительно не предпринимал. Наконец, вставив метлу в уключину, Вольдемар велел Жорику подниматься на борт.

Тем временем сапожник, сопровождаемый Нелидовым, вышел из подвала. На дворе стоял тысяча девятьсот восемьдесят третий год. Уверенным шагом Сосо топал по Малой Лубянке, не понимая, почему на него оглядывается каждый встречный. Когда Павел с сапожником шагали уже по улице Кирова, двое солдат с желтыми буквами «ГБ» на темно-синих погонах даже автоматически отдали честь проходящему мимо них сапожнику, выбросив перед этим в урну недоеденное мороженое. После того, как путники свернули с Кирова в Кривоколенный, одна встречная старуха, увидев сапожника, трижды перекрестилась. А на углу Армянского и Малого Комсомольского какой-то нетрезвый гражданин задумчиво произнес: «Странно, выпил-то немного совсем». Даже когда путники перешли улицу Богдана Хмельницкого и попали, наконец, в Старосадский переулок, двое студентов, выходящих из исторической библиотеки, показывая на него пальцем, почему-то расхохотались. В тот самый момент, когда поручик Нелидов привел бывшего Сталина в квартиру Егора Исаевича, с высокого обрывистого берега реки Москвы стартовал необычный летательный аппарат.
. В тот самый момент, когда поручик Нелидов привел бывшего Сталина в квартиру Егора Исаевича, с высокого обрывистого берега реки Москвы стартовал необычный летательный аппарат. В сгущающихся сумерках мало бы кто заметил, как с безлюдного обрыва взлетел непонятный объект, но в этот момент на высоте сто пятьдесят саженей пролетал истребитель «Моран-Солнье 406» с красно-сине-белыми «розетками» на консолях крыла. Это был один из тех боевых аэропланов, что охраняли воздушное пространство Москвы – второго по значению после Петрограда города Российской Республики. Последнее стало необходимым после того, как полный тезка Нелидова гетман Украины Павел Петрович Скоропадский дал разрешение Гитлеру разместить на Украине немецкие войска. В течение сентября на Украине были размещены войска четырнадцатой германской армии генерала Вильгельма Листа, вошедшие туда через Словакию. Литовский президент Антанас Сметона дал Гитлеру аналогичное разрешение, и войска третьей германской армии генерала Георга Кюхлера были введены в эту страну с территории Восточной Пруссии.
Гитлер давно мечтал напасть на Францию, чтобы вернуть утраченные Германией Эльзас и Лотарингию. Россия же, как ее союзница, должна была в этом случае напасть на союзные Германии Литву и Украину. Особенно резко русско-германские отношения обострились после того, как российское правительство отказалось в августе подписать договор о ненападении с Германией. С одной стороны, это не дало возможности Гитлеру напасть на Польшу. С другой – поставило всю Европу на грань новой войны. Особенно опасным было положение России. В результате победоносного завершения Россией Великой войны, Польша, Украина, Литва, Латвия, Эстония и Финляндия получили независимость. Таким образом, составляющие так называемую Белоруссию Витебская, Минская и Гродненская губернии где располагались лучшие соединения русских войск, оказались зажатыми между враждебной Литвой и враждебной Украиной. Кроме того, Литва имела к России территориальные претензии. В Каунасе, как назывался теперь бывший Ковно, считали что Вильно вместе с Виленским уездом должны отойти к Литве. На Олонецкую же губернию разевала жадную пасть маленькая, но довольно воинственная Финляндия, граница с которой проходила в тридцати трех верстах от Петрограда. Именно поэтому небо над Петроградом и Москвой, начиная с сентября, патрулировалось боевыми аэропланами.
Пилот аэроплана, конечно, не понял, что за летательный аппарат приходится ему наблюдать, но то, что летает он тут незаконно, летчик понял в первую же секунду. Следуя этой неопровержимой логике, летчик решил, что надо сначала сбить этот летающий предмет, а уже потом разбираться с тем, на каких физических принципах основана его способность летать. Зайдя в хвост ступе, летчик нажал на обе гашетки. В сторону Жорика и Вольдемара тут же полетели и двадцатимиллиметровые снаряды пушки «Испано-Сюиза», и 7,5-миллиметровые пули обоих пулеметов МАС-34.
В отличие от той старой аналоговой ступы, которая осталась в избушке на протезированных курьих ножках, эта новейшая цифровая ступа не имела штатного оборонительного вооружения. Лишь оба «Томпсона», тех самых, что были взяты Еленой из избушки тогда в две тысячи шестнадцатом, были закреплены в специальных зажимах. Но против новейшего по тем временам боевого аэроплана, поставленного демократической России дружественной Францией, такого вооружения было недостаточно. Однако ступа обладала такой маневренностью, что удачно прицелиться в нее летчику не удавалось. Истратив весь свой боезапас в безуспешных попытках сбить шпионский летательный аппарат, летчик повел аэроплан в сторону Ходынского аэродрома. К счастью, рацией самолет оснащен не был.

Подпоручик Савва Приклонский служил в эскадрилье всего год. Его, как самого молодого летчика эскадрильи, чаще других ставили в график полетов на ночное и вечернее время. В те минуты, когда более опытные поручики и штабс-капитаны в полную силу отдыхали в ресторанах в компании соблазнительных барышень, молодой подпоручик Приклонский кружил на своем «Моране» над крышами московских строений, качая серебряным крылом над каждым из милых его сердцу порогов.
Когда истребитель Приклонского стал заходить на посадку, телефон Ходынского аэродрома уже едва не разваливался от звонков возмущенных городских обывателей. Первые звонки поступили от тех, кто проживал в районе Брянского вокзала. Взволнованные голоса пожилых дам рассказывали о том, что неизвестный военный аэроплан обстреливает из пушки и пулеметов неогнестойкие жилые строения Первого Брянского переулка и Большой Дорогомиловской улицы. Затем обстрел с неба был зафиксирован на Пресне в районе Прохоровской мануфактуры. Минуту спустя поступил звонок от сторожа Армянского кладбища, а вскоре стреляющий аэроплан видели уже и в районе ипподрома. Поскольку ступа не имела габаритных огней и не обладала прожектором, на фоне ночного неба она была невидимой, и для наблюдателей с земли создавалось впечатление, что самолет ведет огонь по пустому месту. Поэтому, как только «Моран-Солнье» остановился в конце взлетно-посадочной полосы, к нему тут же подъехал черный «Ситроен» с номерами военной контрразведки. Из «Ситроена» выскочили двое молодцов с ручными пулеметами «Шательро», и подпоручик Приклонский был взят под стражу. Объяснения же, данные подпоручиком в тот же вечер, а также описания неизвестного летающего предмета вызвали у контрразведчиков подозрения в том, что молодой подпоручик нюхает кокаин. Однако поскольку анализ дал отрицательный результат, подпоручик Приклонский был отправлен для освидетельствования в клинику профессора Стравинского, построенную семь лет назад и расположенную за городом на Петроградском шоссе.

Удавшийся правый переворот 17 года