Паниранизм – хоть имя дико, но мне ласкает слух оно!
Почти Соловьев.

В этой альтернативе, которую я посвящаю ув. Крысолову и его нелегкому труду на ниве популяризации митраизма, ныне – к великому сожалению – сохранившегося только в глухих уголках Юго-Западного Китая, я сделаю неожиданное допущение: сосуществование митраизма и христианства. Мы поддаемся аргументам религиозных экстремистов, которые настаивают на том, что сосуществование разных религий в рамках одного общества или цивилизации невозможно, однако, факты (даже если речь идет о западноевразийских цивилизациях) говорят об обратном. А если брать за образец Китай или Индию, то здесь поликонфессиональность была правилом, а не исключением.
Кстати, а сколько было христиан? Вопрос относится к первым векам существования религии и тесно связан с исторической демографией. Британский специалист по конфессиональной статистике Д.Б.Баррет приводит следующие цифры: 0,6% мирового населения в 100 году н.э., 3,5% - в 200, 10,4% - в 300 и 18,6% - в 400 («Народы и религии мира». М.1999, с 856). Что означают эти проценты – от какого числа они подсчитаны? Вероятнее всего Баррет пользовался классическими расчетами McEvedy и Jonesa. L.,1978. Согласно последним, население мира в 100 году составляло - 180 миллионов человек, в 200 – 190 миллионов человек, в 300 – 190 миллионов, а в 400 также – 190 миллионов человек. (Должен заметить, что таблица британских авторов не выдерживает никакой критики; я сам лично вычислил иные цифры: 100 год – 299,4 млн., 200 год – 303,6 млн., 300 год – 263,8 млн., 400 год – 245,4 млн., но в данном случае это несущественно, поскольку Баррет делил вычисленную им самим численность христиан на приводимые британской монографией цифры, а нас интересуют не проценты, а сами цифры Баррета (которые он вычислял преимущественно для Римской империи, население которой больших споров у палеодемографов не вызывает). Получаем численность христиан в 100 году – 1,1 млн. (что вполне правдоподобно), в 200 году – 6,7 млн., в 300 году – 19,8 млн., а в 400 году – уже 35,3 млн. человек. Если сопоставить эти цифры с населением Римской империи: в 100 году – 80 миллионов, в 200 году – 100 миллионов, в 300 году – 56 миллионов, а в 400 году население Византии и Гесперии вместе составляло 48 миллионов, то получим процент христиан в населении империи в 100 году – 1,4%, в 200 году – 6,7%, в 300 году – 35,4%, а в 400 году – 73,4% (разумеется, надо помнить о том, что некоторая часть христиан – не более 10% жили за пределами Рима – в Армении, Иберии, Аравии, Персии и в Северном Причерноморье (готы). Видно быстрое увеличение численности христиан как до Константинового эдикта, так и после него (вероятно, уже к моменту смерти Константина христиане составляли не менее 50% населения империи).
К сожалению, историки не называют каких-либо конкретных цифр относительно численности митраистов, однако, учитывая не меньшую распространенность митраизма в Риме по сравнению с христианством во II-IV вв., ее можно оценить в 35-40% около 300 года. В I веке до н.э. – III в н.э. происходит рост численности митраистов, ускорившийся после 100 года н.э. К концу IV века по мере усиления позиций христианства, численность митраистов в империи сократилась до 12-15% населения, однако, в следующем веке увеличивается численность митраистов в Восточной Европе и Центральной Азии (включая Тибет). Таким образом, если в 100 году митраистов насчитывалось до 4 миллионов, в 200 году – 20 миллионов, в 300 году – 22 миллиона, а в 400 году – 5-6 миллионов (а также 4-5 миллионов за пределами Рима).

Итак, если Константин принимает митраизм, мы наблюдаем дальнейший рост численности митраистов в империи, однако, и христиане сохраняют определенные позиции. Во-первых, уже в III веке в Римской империи можно выделить целые провинции, где христиане образовывали крупные общины и даже составляли большую часть населения. Это Малая Азия, Сирия, Египет и Нумидия в Северной Африке. Здесь христианство, по-видимому, вообще неискоренимо, поскольку давно вышло за пределы замкнутой секты маргиналов или клуба интеллектуалов-любителей экзотики и стало важным социальным фактором. Во-вторых, христианство к 300 году уже имеет довольно развитую интеллектуальную составляющую: литературу, философию и изобразительное искусство. Многие мыслители (прежде всего Августин) покинут христианство или не примкнут к нему, но и оставшихся достаточно для дальнейшего развития христианства как полноценной религии. Интересно национальное преломление нелегитимного христианства: христианской страной, без всякого сомнения, остается Армения, среди египтян и малоазийских греков выделяются значительные по численности христианские общины (среди египтян христиане вполне могли завоевать репутацию антиримской партии и впоследствии возглавить национально-освободительную борьбу). Аналогичная картина наблюдается и среди пунийцев – здесь циркумцеллионы доминируют над всеми иными направлениями христианства и потенциально являются ферментом антиримской борьбы. Естественно, без организующего влияния государства христианство в IV и последующих веках остается совокупностью вероучений без единого канона, догматов (Вселенские соборы не имеют места быть) и организации. В 313-316 годах донатисты изгоняют епископа карфагенского Цецилиана и разрывают отношения с христианами Малой Азии и Египта. В Галлии, Италии и на Балканах количество христиан сокращается, и здесь остаются лишь организации сектантского типа. Гонимая в своем эпицентре религия будет распространяться на окраинах римского мира: арианские общины у готов, общины в Иране и т.д. Но здесь они не получат сколько-нибудь заметного распространения и вскоре будут вытеснены митраизмом.
Митраизм наоборот получает государственную поддержку, окончательно формулирует догматику и упорядочивает организацию – последнему особенно способствуют перебежчики из среды христиан (особенно духовного звания). К концу IV века митраисты составляют три четверти населения Римской империи (христиан всего 10-15%). Поскольку митраизм – не монотеистическая религия (или, во всяком случае, религия с невыраженным монотеизмом), в его рамках не возникает такого количества непримиримых сект, как в христианстве. Скорее соперничество происходит на базе личной неприязни митраистских иерархов и поддержки ими различных императоров, борющихся за власть. Перипетии борьбы за власть в издыхающей Римской империи вряд ли будут так уж радикально отличаться от известных нам. Римские императоры–митраисты по прежнему будут видеть в христианстве зловредную секту, к тому же замешанную в антиримских восстаниях жителей Африки, Египта и Малой Азии. Гораздо большую опасность для митраистского общества будет представлять манихейство – этот иранский деструктивный культ, чье распространение в Римской империи значительно усилится после победы митраистов над христианами. В Иране продолжает процветать классический зороастризм. Его влияние на митраизм и новую митраистическую римскую культуру будет возрастать. Так в Рим придут иранские имена (Арт, Кир, Дмитрий – Мифра, Дар и др.), иранские легенды и сказания, космогонические мифы и даже похоронные обряды. Во всех митраистских странах – от Британии до Тибета в геральдику прочно входит образ всадника на коне, поражающего дракона. «Священная Земля» позднеримского времени располагается, таким образом, в Иране. Любопытный курьез – в исторических трудах митраистских жрецов Александр Македонский – в согласии с некоторыми иранскими легендами – будет провозглашен законным претендентом на престол «узурпатора Дария» (через мать-персиянку); стало быть, его походы и завоевания приобретают характер «законных войн». Описания этих походов войдут в митраистский канон, который сложится в общих чертах к концу IV века.
В 395 году (а точнее в 1148 году от основания Рима) Римская империя делится на Гесперию и Византию. И здесь любопытная развилка: Запад останется преимущественно митраистической зоной с небольшим (3-4%) количеством христиан (преимущественно в городах по берегам Средиземного моря), а вот в Византии процент христиан значительно возрастает, и по мере деградации митраистского населения Балкан их влияние также будет возрастать. Если готы в массе своей отвергают арианство и принимают митраизм, то византийские императоры вполне могут опиреться на христиан в борьбе с ними. Если в этот момент (395-410) малоазийские христиане совершат свой второй рывок к власти, мы получаем к середине V века православную Византию рядом с митраистским Западом, который доживает свои последние годы как единая империя. Но христиане разобщены, не имеют единого руководства и идентификационного принципа, который бы объединил их. Если в Египте христианство уходит в монашеско-отшельническую культуру, то в Малой Азии и Сирии христианские церкви сохраняют характер автономных небольших городских и сельских общин, каждая из которых объединяет не более нескольких десятков тысяч человек.
Не исключено, что христианские иерархи Египта увлекутся прожектами распространения христианства в долине Верхнего Нила и Эфиопии. Возможно, им даже будет сопутствовать успех. Немало христиан появится и в Аравии.
К евреям митраисты испытывают глубокое безразличие.

Допустим, византийские христиане добиваются от императоров свободы вероисповедания, но лишенные государственной поддержки скатываются в бесконечные христологические и прочие теологические споры. Но это «горение духа» позволяет христианским общинам поддерживать достаточно высокий уровень пассионарности, и христианство сохраняется в виде неофициальной религии значительного количества (до 30%) византийцев. В Армении христианство окончательно побеждает и вне зависимости от теологических тонкостей становится «григорианством» - армянской национальной религией (в рамках которой сохраняются армянские национальные мифы и даже элементы традиционных культов). На западе развал Гесперии влечет переселение германских народов и раздел ими «римского наследства». Элементы традиционного язычества усиливаются (особенно в Галлии и Британии), но организация Митрериума сохраняется, и роль митраистских интеллектуалов при дворах варварских королей будет возрастать. В V веке митраизм принимают некоторые славянские племена. Кию удается создать достаточно мощное митраистское государство в Среднем Поднепровье. Митраизм, естественно, побеждает в Тибете и впоследствии успешно конкурирует с буддизмом. На другом конце Митрокосма король Артур сумел дать отпор англо-саксонским завоевателям и также создал митраистское государство Британию с сильными пережитками традиционной кельтской культуры.
Маздакистское движение в Иране терпит поражение к 531 году, политэмигранты бегут в Хазарию, где возникает значительная община «благих людей». В начале VIII века Киевичи наносят поражение хазарам у днепровских порогов.
В это время погонщик верблюдов из Мекки Мухаммед провозглашает новое учение – ислам. Но никто из окрестных властителей не внемлил голосу Пророка. Столь же безразличными к его призывам остались монашествующие христиане Египта, чья организация стала со временем походить на традиционную египетскую коллегию жрецов, и христиане Эфиопии, и небольшие, часто враждующие общины малоазиатских христиан. Хотя Иран и Византия порою воевали друг с другой, их связывали прочные культурные и династические узы, поэтому, когда отряды плохо вооруженных мусульманских фанатиков вторглись в Сирию и Месопотамию, обе державы заключили антиисламский союз и нанесли арабам ряд поражений. В Аравии началась междоусобная борьба сторонников различных партий в окружении родичей Пророка, и это эллиминировало арабскую пассионарность. Ислам остался религией большей части арабов. Зато оманские мореплаватели освоили побережье Индийского океана и даже проникали в Китай и Атлантику.
Попытки византийских императоров отвоевать Гесперию у варваров не увенчались успехом, и к VII веку формируются две митраистские традиции – грекоязычная и латиноязычная. Манихеи продолжают поднимать голову, и для борьбы с ними создается нечто вроде митраистской инквизиции. В Западной Европе формируется Империя Карла Великого, которая продолжает существовать и после 843 года. Союз трона и митраистского алтаря ускоряет «возрождение» в этой части Европы.
Священная Римская Империя Германской Нации существует до XVI века, когда восстание германцев против императора и Митрериума раскалывает ее по Майну и Нижнему Рейну. Христиане сумели оседлать это движение, и в 1517 году Мартин Лютер крестил курфюрста Саксонского – первого христианского властителя Запада.