Сталкер пишет:
цитата: |
Звягинцев - фисатель-пОнтаст и аффтар многосерийной ОпУпеи "Одиссей покидает Итаку" с продолжением "Дракула возвращается". |
|
"Очередное заседание семинара было целиком посвящено обсуждению второй
книги романа сотника-заочника Бубенцова "Синдбад возвращается в Багдад".
Поскольку Костя, поглощенный личными проблемами, своевременно ознакомиться с
этим эпохальным произведением не успел, то и сидел тихо, как мышонок. Лишь
иногда машинально перелистывал старые номера "Вымпела", которые неизвестно
зачем захватил с собой.
Из высказываний семинаристов - чаще всего доброжелательных - можно было
понять, что действие романа разворачивается на широком историческом фоне, не
ограниченном какими-либо временными рамками (иногда герои, гоняясь друг за
другом, заскакивали в эпохи, предшествующие зарождению Вселенной, а иногда,
наоборот, оказывались за чертой конца света).
Место действия тоже впечатляло - вся наша планета плюс пять или шесть
соседних галактик вкупе с дюжиной параллельных миров.
Число действующих лиц не поддавалось подсчету... Все они - как
положительные, так и отрицательные - имели свои имена, но этим индивидуальные
различия исчерпывались. Положительные герои были сплошь смелыми, умными,
добрыми, милосердными, образованными (а женщины еще и красивыми). Злодеев тоже
нельзя было назвать слабаками или трусами, но все остальные душевные качества у
них имелись со знаком "минус" - тупость, злоба, жестокость, малограмотность.
Красоту, которой не были обделены и злодейки, автор характеризовал как
"демоническую".
Наряду с вымышленными персонажами в романе действовали и реальные
исторические лица - цари, полководцы, генсеки, министры и ученые.
Интрига романа была столь же сложна, как пресловутый гордиев узел, а
постоянные перемещения героев из одного тела в другое окончательно запутывали
ситуацию. Например, герой по имени Игорь, для чего-то поменявшийся телесной
оболочкой со своей возлюбленной по имени Татьяна, после целой череды
умопомрачительных приключений, заставивших его превратиться в амебообразного
инопланетянина, в следующий раз находил подругу уже в образе боевого слона царя
Пора.
- Роман хорош еще и тем, что его можно с одинаковым интересом читать с
любого места, - сказал Разломов. - И даже от конца к началу. Такая литература
незаменима в дальней дороге.
- Мне все ясно! - категорически заявил Хаджиакбаров. - Не ясно только, при
чем здесь Синдбад! Не нашел я там никакого Синдбада!
- Вай, а мы так ничего и не поняли, - честно признались обе восточные
женщины, Зейнаб и Салимат. - Какой умный этот Бубенцов! Не человек, а прямо шах
Сулейман!
- Не без этого! - многозначительно произнес Вершков, уже начавший входить
в форму.
- Не мешало бы убрать некоторые чересчур откровенные сцены, - посоветовал
Топтыгин. - Особенно в главе сто девяносто девятой, когда Иван, принявший образ
маршала Ворошилова, совершает половой акт с Марией, вселившейся в тело генерала
Гудериана. Очень уж лобовая метафора.
- Я, наоборот, считаю, что интимных эпизодов маловато, - возразила
Элеонора Кишко. - Или у автора комплекс стыдливости, или он в этом вопросе
недостаточно подкован. - При этом она искоси глянула на Топтыгина, опустившего
очи долу.
- Пусть автор поделится творческими планами, - попросил Бармалей. - Когда
мы ознакомимся с третьей книгой романа?
- Хоть сегодня, - скромно ответил Бубенцов. - В настоящее время я работаю
над четвертой и пятой книгами.
Зейнаб и Салимат дружно издали печальный вздох, а Хаджиакбаров воскликнул:
- А там будет про Синдбада?
- Будет, - пообещал Бубенцов, слегка поморщившись.
- Плодовитый ты, братец! Небось у тебя вся станица в соавторах? -
грубовато пошутил Чирьяков, которого концепция романа (первым человеком,
оказывается был не Адам, а Иван, ну и так далее) вполне устраивала.
- А то! - ответил за Бубенцова Вершков. - Мне, например, сразу ясно, какую
именно главу написал табунщик Анисим, какую счетовод Онуфрий, а какую бабка
Глафира. Артельный подряд.
- Все бы хорошо... - глядя в потолок, сказал доморощенный эстет Балахонов.
- Безусловно, такая литература тоже имеет право на существование. Но вот с
философией, которой напичкан твой роман, не все обстоит гладко... И дело даже
не в том, что всю эту философию ты украл у одного очень достойного человека.
Алексей Толстой крал налево и направо. Что у Блаватской, что у Берроуза... Но
он-то умел сплавить чужое со своим. А философия твоего романа похожа на
кавалерийское седло, которое надели на корову. Причем на корову, саму по себе
довольно удоистую. Я хочу сказать, что эта корова вполне могла бы обойтись и
без седла.
- Я протестую! - пришел на выручку Бубенцову Чирьяков. - Я не знаю, что вы
там имеете в виду, но если философские идеи изъять из романа, он сильно
потеряет.
- В весе! - ехидно добавил Вершков.
Поскольку других серьезных возражений не поступило, роман был рекомендован
к печати. В заключительном слове сам Верещалкин похвалил Бу бенцова и сказал,
что "Синдбад" скорее всего будет представлен к литературной премии имени
Самозванцева.
- Слушай, друг, а куда ты собираешься деньги тратить? - поинтересовался
наивный Завитков. - Сорок печатных листов по тысяче рублей каждый... Это же
получается две машины "Волга"!
- Куплю "бэтээр" для родной станицы, - признался Бубенцов.- Со строевыми
лошадьми у нас туговато.
- Разве "бэтээры" продаются?
- На Кавказе все продается." (c) Жизнь Кости Жмуркина