ИМХО в Москве как раз в эти годы "моральная устойчивость" Курбского подвергается наибольшим испытаниям (почему я и предложил его великим послом). А порядки соседней Польши знали в Москве отлично, ибо общались регулярно. И чего он мог "нахвататься" от литвы и ляхов - уже нахватано, хуже не будет. А тут еще с Екатериной прилично литвинской шляхты понаехало.
Исправленный и дополненный последний пост с таймлайном:
Выход к Балтийскому морю (получение хороших гаваней) так же подвиг царя на восстановление русского военного флота. Первоначально, в основу русского флота легли захваченные купеческие корабли, которые переоборудовали в военные, а также два корабля были куплены в Любеке. Благодаря чему к концу 60-х гг. Россия имела флот из 12 кораблей. Что было явно недостаточно. Требовалось создание собственной базы для кораблестроительной промышленности, но вопрос упирался в недостаток требуемых мастеров. Попытки нанять корабельщиков в Англии не увенчались успехом – Елизавета, королева Английская отказалась предоставить России требуемых специалистов (хотя русскому посольству, буквально тайком, удалось завербовать и вывезти 16 “мастеровых людей” - в большинстве своем подмастерьев, которые решили попытать счастье в далекой России). Эта проблема так занимала Ивана IV, что когда в Италию отправилось русское посольство возглавляемое, отличившимся во время Ливонской войны князем Андреем Курбским, одним из первых пунктов данного им наказа был поиск и вербовка “корабельных дел мастеров”, с целью строительства в России собственного флота. Середина 60-х гг. ознаменовалась в стране массовым городовым строительством. Рост доходов и отсутствие войны привело к строительному буму, как государственному, так и частной застройки. Так, в 19 км ниже по течению от Невгина, на месте впадения речки Шуницы в Западную Двину, по приказу царя была заложена новая крепость, которая должна была прикрывать западные рубежи Русского государства, а также дороги, ведущие на Полоцк и Псков. Она представляла собой совершенно новое в фортификационном отношении укрепление и была рассчитана на ведение оборонительных боев в условиях широкого применения артиллерии. Со стороны набережной Западной Двины крепость ограждалась земляным валом длиной 170 метров, а с других сторон — примерно 100 метров. С трех сторон укрепления дополнительно были усилены шестью небольшими земляными бастионами. Впоследствии возле этих укреплений вырос город Двинск. Были начато строительство новых укреплений в Пскове, Велиже, Смоленске, которые должны были прикрыть западные границы государства в случае возможной войны с Литвой. Масштаб строительства был таков, что потребовалось создание особой структуры занимавшейся конкретно этой деятельностью. В результате в 1563 г. был образован Приказ каменных дел, занимавшийся как заготовкой строительного камня (включая кирпич) и строительством каменных сооружений. Одновременно с этим правительство, пользуясь установившимся миром с Крымом, форсировало завершение грандиозных оборонительных работ по всей пограничной линии, начатых еще в начале 20-х гг. XVI в. Ежегодно там трудились тысячи посошных людей, собранных из различных уездов, возводя засеки от северских городов до мещерских лесов, стараясь управиться до той поры, “когда лес листом оденется”. После этого работы прекращались, чтобы возобновится весной следующего года. Возводились новые укрепления и регулярно возобновлялись старые фортификационные сооружения по «берегу» - второго рубежа русской обороны. Для охраны возводимых укреплений был принят “Приговор о станичной и сторожевой службе”, который регламентировал пограничную охрану, устанавливая “разряды” порубежной службы. В мае 1563 г. у Ивана IV, от Екатерины Ягеллон родился сын, названный Дмитрием. На Руси на это тогда мало обратили внимания, поскольку у царя был уже наследник, царевич Иван. Но вот в Великом княжестве Литовском рождению Дмитрия придали просто огромное значение. Ведь, фактически, это означало появление у Сигизмунда II Августа законного наследника, что давало противникам унии с Польшей дополнительные козыри. А отсутствие военной “русской угрозы” окончательно укрепляла решимость чинов Великого княжества Литовского сопротивляться претензиям Короны Польской, тем более, что не было необходимости сбора “сребренщины” (в РИ сыгравшей огромную роль в росте пропольских настроений среди литвинской шляхты) и получения помощи от Короны (получение которой в РИ оговаривалось уступками в вопросе унии). 31 декабря 1563 г. скончался митрополит Макарий, смерть которого привела к крупным изменениям во внутренней политике. Макарий был весьма авторитетной личностью в обществе и пользовался огромным уважением царя, который постоянно прислушивался к его советам. Долгое время Макарий, будучи сторонником компромиссной политики, сдерживал Ивана IV в его попытках жесткими мерами обуздать знать и добиться от нее полного повиновения. Но с его уходом положение резко поменялась. Ставший 24 февраля 1564 г. по предложения царя новым митрополитом Афанасий не обладал тем влиянием (хотя и был до этого личным духовником царя) и не мог столь решительно противостоять намерениям царя по укреплению самодержавной власти. Впрочем, стремления Ивана IV к установлению своей единоличной власти не были прихотью одного человека. Перед страной стоял ряд проблем для решения которых требовались радикальные меры. Прежде всего это касалось влияния крупной знати на дела государства. Одной из мер, благодаря которой знать влияла на царя, было т.н. “поручительство” (или “печалование”). Когда кто-то из вельмож совершал преступление и навлекал на себя этим царскую опалу, то тут же группа знатных лиц вступалась за него перед царем, поручаясь на него крупной суммой денег, которую они обязывались выплатить в случае совершения им повторного преступления. Будучи внешне верноподданнической акцией “печалование” фактически превратилось в открытый шантаж власти со стороны власть имущих, в результате чего царь часто не мог покарать даже лиц совершивших государственную измену. Дело доходило до того, что царь не мог укомплектовать правительство – Думу (часто еще называемую Государевым Советом) компетентными сотрудниками, поскольку знать упорно требовала комплектования правительства “по породе”, что не самым лучшим образом сказывалось на качестве работы правительства. В июне 1564 г. Иван IV неожиданно для всех объявил о созыве Земского собора, на который были приглашены, помимо членов Думы и высшего духовенства, представители дворянства, приказные люди и богатейшее купечество. И по сборе которых, от имени царя им была зачитана речь царя в которой он жаловался на “теснины и неправды великие” которые он претерпевает от знати, и от которых “большие убытки государству”, после чего Иван IV поставил вопрос кардинальной государственной реформе. Но царские предложения встретили яростное сопротивление среди высшей знати и духовенства, которые в отстаивании своих интересов на Соборе даже перешли “на крик великий”. Дело доходило до прямых потасовок. И тогда Иван IV пошел на крайние меры, объявив, что в случае непринятия своих предложений он официально отречется от власти, оставив престол своим сыновьям. Подобное решение вопроса вполне возможно полностью удовлетворило бы оппозицию, но тут в дело вмешалась “третья сила”, а именно “черный люд”. Слух о возможном отречении царя мгновенно распространился по всей Москве. Вскоре площадь перед дворцом запрудила громадная толпа вооруженных горожан, окруживших место заседания заседания Собора и ее представители допущенные в покои, предъявили заседающим свое требование полностью согласиться с царскими предложениями, а то иначе “они сами тех потребят”. После чего у бояр и духовенства желание перечить царю как-то сразу пропало. Тем более, что дворяне и купцы так же были на стороне царя и опереться на них для оппозиции не было никакой возможности. В этих условиях представители Думы и духовенство моментально утихнув бесприкословно согласились на все требования царя и утвердили земский приговор, отменявший право “печалования” и разрешавший Государю предавать казни “изменников” в обход Думы, по его царской воле. Вдохновленный этим успехом Иван IV, решил воспользоваться благоприятным моментом и вновь перейти в наступление на церковь с целью сокращения ее землевладения. Еще Собор 1551 г. отменил иммунные привилегии (налоговые льготы) церковных земель, запретил отдавать в монастыри земли “на помин души” и повелел заменять их денежным эквивалентом, отдавая сами имения дальним родственникам или государю. Также монастырям и епископату было запрещено покупать вотчины, брать имения под залог и вообще увеличивать церковные земли. В случае необходимости иметь земли для пропитания братии (например, при основании нового монастыря), велено было обращаться к царю – «бить челом государю». Такие образом, собор 1551 года существенно ограничил экономическую независимость Церкви. Соборное решение стало поворотным моментом в истории монастырского землевладения, что было связано, с одной стороны, с возраставшими притязаниями государства, с другой, – с имевшими место злоупотреблениями, которые в это время все чаще стали встречаться в монастырской жизни. Тем самым был сделан крупный шаг в направлении еще большего подчинения Церкви государству. Но не смотря на это в руках Церкви все еще оставались огромные богатства (по некоторым данным до 1/5 всех обрабатываемых земель в стране). И весьма значительную часть этих обширных владений составляли земли, которые Иван IV твердо решил вернуть государству, причем на совершенно законных основаниях. Религиозные каноны, подтвержденные постановлением Собора 1551 г. запрещали монахам заниматься ростовщичеством. Но не смотря на это, “святые отцы” вовсю продолжали давать деньги в рост под большие проценты, а в случае неуплаты долга (как правило после неурожая) отбирали у должника имущество, включая его землю. Но, согласно тогдашним правовым нормам, земля находившаяся в руках дворян и черносошных крестьян не была их собственностью, а принадлежала государству. То есть, прибирая эту землю, Церковь грубо дважды нарушала закон (на что государство долгое время было вынуждено закрывать глаза). И вот эти земли, “прихватизированные” духовенством царь решил вернуть в казну. Для чего вынес и “пробил” на Соборе постановление о проверке всех владельческих грамот находящихся на руках у монастырей и епископов. Отдельной строкой шли митрополичьи земли. Не желая дискредитировать митрополита (у которого тоже были “левые” владения), Иван IV договорился “по хорошему”. Афанасий соглашался на негласную проверку своих земель, с правом изъятия тех из них, на которых не будет подтверждающих право владения документов.
Инкорпорация ливонских немцев - весьма плодотворная идея.
А в плане пиратства - закорешится с Данией. Она контролирует половину пути (до Готланда, которые еще принадлежит ей), а обеспечить безопасность остального - дело царя. Деловые люди Ревеля, имеющие давние связи с Новгородом, сами с удовольствием поучаствуют в "кумпанствах" русскими купцами (тем паче что в налговом плане они иноземцами не считаются).
Деловые люди Ревеля, имеющие давние связи с Новгородом
Увы, если вы имеете ввиду ревельских немцев, то большая их часть выведена в Россию (как неблагонадежные), и на их место поселены русские (что, впрочем, не отменяет их участие в корсарских рейдах). Другое дело нарвские немцы. Они-то остались на своем месте. Так что, скорее всего они.
Увы, если вы имеете ввиду ревельских немцев, то большая их часть выведена в Россию (как неблагонадежные), и на их место поселены русские (что, впрочем, не отменяет их участие в корсарских рейдах). Другое дело нарвские немцы. Они-то остались на своем месте. Так что, скорее всего они.
ИМХО среди этих русских немало холмогорцев, печенгцев, онежцев и пр.
Такой вопрос, может кто подскажет? В 1562 г. в Сибири начинается заварушка. Бежавшие туда казанские татары возглавляемые неуим царевичем Едигеем убивают вассала русского царя князя всея Сибири Едигея (тезка). Но из-за Ливонской войны карательные войска против мятежников не были направлены (РИ). Но тут войны уже нет. Войска (предп. численность около 4 тыс. чел.) готовятся к маршу "за Камень", но вот кого назначить воеводой? Кто сыграет в этой АИ роль Ермака Тимофеевича?
В 1562 г. в Сибири начинается заварушка. Бежавшие туда казанские татары возглавляемые неуим царевичем Едигеем убивают вассала русского царя князя всея Сибири Едигея (тезка).
Казанцам не светит, сил не хватит. В реале Кучум имел поддержку узбеков (как сын Бухарского хана), и казахов. А так же законные права на трон Сибири как Шейбанид.
Леший пишет:
цитата:
но вот кого назначить воеводой? Кто сыграет в этой АИ роль Ермака Тимофеевича?
ИМХО пошлют кого-нибудь попроще, не из знати. Астрахань брали Черемисинов и Писемский - не великих родов воеводы. Может Мансуров (в реале охранявший тогда переволоку между Волгой и Доном).
Или.... Даниле Адашеву голову еще не сняли часом? Нет войны с Литвой, значит нет "стародубского изменного дела" и казни Адашева. Но царь смотрит на него косо, того и гляди опалу наложит или сошлет. Вот пускай и отправляется за Камень. И остается там наместником ( в виде почетной ссылки).
Дело не в казанцах. История их мятежа (и убийства князя Сибирского Едигера) это РИ (А. Хорошкевич "Россия в системе международных отношений середины 16 века"). Нужен военачальник для "сибирского похода". Думаю Д. Адашев подойдет.
Однако этим дело не ограничилось. По успешному завершению Собора царь в своем указе заявил о своем желании “учинити ему на своем государстве себе опричнину” - особый государев удел, которым он мог бы править в обход Думы и существовавших местнических порядков. В опричнину переходила старая структура “Государева двора”. И если вне ее оставались общегосударственные чины, то чины двора - оружничий, кравчий, конюший и т.д переходили в опричнину. Традиционная иерарахия знатности сохранялось, однако местничество между собой строго воспрещается - служат "где государь укажет", и опричные службы не могут являться местническим прецедентом для потомков опричника. Традиционная практика предоставления думных чинов и высоких военных и административных должностей в строгом соответствии со знатностью происхождения ("породой") делало высшие государственные должности монополией группы наиболее знатных родов потомков Рюрика и Гедимина. Это закрывало для отпрысков младших ветвей знатных родов и для представителей менее знатных старомосковских боярских фамилий (потомков старинных бояр московских князей, отодвинутых на задний план княжескими родами) путь к успешной карьере. Создание особого опричного двора открывало для них такие возможности. В состав опричной Думы вошли члены старомосковских боярских родов -- Плещеевы, Колычевы, Бутурлины, Годуновы, Захарьины. Впрочем и некоторые княжата, решившие пойти за царем, отличились на опричной службе – так “всем родом” в опричнине служат Шуйские, и даже удельные князья Северщины - Трубецкой и Одоевский. В составе опричнины оказывается вся структура царского двора со всем дворцовым хозяйством (и все придворные должности - оружничий, кравчий и т.д. становятся опричными), отдельная царская казна. Туда же царь забирает промысловые районы севера и все пункты соледобычи, а так же черноземные районы юга, колонизируемые по мере строительства “Засечной черты”, и объявленные собственностью “Государева двора”, под управлением которого оказываются не только дворцовые земли, но и часть черносошных, взятых царем "на свой обиход" и ряд государственных предприятий. Опричному командованию был подчинены как личное войско (рейтары, гусары, драгуны, Стремянной полк) царя, так и московский стрелецкий корпус – всего более 20 тыс. чел, ставшие в своем роде царской гвардией, предназначенной не только для подавления оппозиции, но и для проведения его политики. Все государственные дела идут обычным путем через Думу (во главе которой однако царь ставит двух преданных ему родственников - князей Бельского и Мстиславского), однако любое дело может быть изъято царем из Думы и решено независимо от нее с помощью чиновников двора. Широко распространяется практика ввода представителей опричнины в состав местного “земского” руководства с целью более эффективного влияния на ход дела и повышения их личной ответственности. Другим ударом по верхушке знати стала ликвидация т.н. “белых слобод” – городских земель принадлежащих духовным лицам и светским феодалам и освобожденных от налогов, благодаря чему туда из Посада переходило множество ремесленников уходя тем самым от “государева тягла” и составляя серьезную конкуренцию мастеровым оставшимся под “тяглом”. Осенью 1564 г. царским указом было введено новое положение о городах, важнейшими постановлениями которого, в практическом его применении были следующие: 1. Все городские слободы светских и духовных землевладельцев с их населением безвозмездно передавались в посады в тягло. 2. Подгородние слободы и дворы землевладельцев “по посадской близости” также включались в посад с вознаграждением владельцев. Слободы и дворы, расположенные на бывшей посадской земле, “по посадской старине” отдавались в посад “без лет и бесповоротно за то: не строй на государевой земле слобод и не покупай посадской земли”. Их население, если оно состояло из торговых, промышленных и ремесленных людей, “по торгу и промыслу” включалось в посадское тягло, а если из пашенных людей, то могло быть выведено владельцами слобод. 2. Подгородние земли в Москве на 4 версты от Земляного вала, а в остальных городах “по посадской старине” или “по посадской близости” конфисковывались и безвозмездно передавались посадским людям. 4. Все посадские люди закладчики, за кем бы они ни жили, возвращались в тягло “по посадской старине”; “по посадскому родству” возвращались также ушедшие с посада сыновья от отцов, племянники от дядьев и т.п., если даже они успели превратиться в кабальных людей. 5. Все торгово-промышленные люди города, члены церковного клира, служилые приборные люди, владельческие крестьяне и бобыли, кроме кабальных людей, отдавались в посад в тягло “по торгу и промыслу”. 6. Остальные должны были в трехмесячный срок продать посадским людям свои лавки, амбары, кузницы и другие торгово-промышленные заведения; после указанного срока эти заведения отбирались безденежно и передавались посадским людям. Люди, не входившие в состав посадской общины, - гости, гостинной и суконной сотен торговые люди, стрельцы и т.д., могли сохранить за собой эти промысловые угодья на посадах, только если они соглашались платить посадское тягло. 7. Заниматься в городе торговлей, промыслами, ремеслами, откупами и т. п. Могли только черные посадские тяглые люди, а не духовенство, не владельческие крестьяне и бобыли и не служилые приборные люди. Этот указ буквально привел в ярость представителей крупного светского землевладения и высшего духовенства, для которых “белые слободы” были крупнейшими источниками дохода. Многие члены Думы, такие как Александр Горбатый-Шуйский, М. Репнин, И. П. Федоров-Челяднин, даже отказались подписать документ. А архиепископ Новгородский Пимен не выдержав, открыто назвал этот указ “бесовским, составленным по совету антихриста”. Стало ясно, что миром дело решить не удасться. Первым делом опричнины стал разгром верхушки Думы - Ростовских, Ярославских и Суздальских княжат, занимавших почти все боярские места. Землевладение бояр московских великих князей (как, вероятно, и бояр других княжений, на которые делилась средневековая Русь в эпоху феодальной раздробленности) сформировалось сравнительно поздно - уже в XIV-XV веках, главным образом за счет княжеских пожалований. Владения не только членов виднейших боярских родов, но и князей Гедиминовичей, выехавших на русскую службу и породнившихся с великокняжеской семьей, были разбросаны по многим уездам, не образуя никакого компактного единства. Так, земли, отобранные у Федора Свибла, боярина Дмитрия Донского, состояли из 15 владений, расположенных в семи уездах. Владения князя Ивана Юрьевича Патрикеева, потомка Гедимина и двоюродного брата Ивана III, складывались из 50 владений, расположенных в 14 уездах. При этом владения членов одних и тех же родов могли располагаться в совершенно разных уездах. Совсем иной характер имело родовое землевладение княжат. Это были земли, унаследованные ими от предков - бывших удельных государей. Поэтому, в отличие от владений московского боярства, родовые вотчины князей располагались компактно на территории того княжества, которым некогда владел их предок. Нормы права, установившиеся, по-видимому, еще в правление Ивана III, способствовали сохранению этих вотчин в руках княжат, запрещая продавать их родовые земли "мимо вотчич" (то есть за пределы круга родственников). Наличие в руках княжеских родов компактно расположенного значительного родового землевладения делало их влиятельной силой на территориях их бывших княжеств, центром притяжения для местных землевладельцев. Сверх того по неписанной традиции, шедшей со времен присоединения этих земель к Москве, наместники например Ярославля назначались только из ярославских княжат. Содержа многочисленные свиты боевых холопов, и даже жалуя земли в поместья своим вассалам, они представляли внушительную силу, и именно они составляли основу оппозиции царю. В среде князей - потомков Рюрика, хорошо знавших, что они принадлежат к тому же роду, что и правитель, власть и личность монарха не были окружены таким ореолом, как в глазах других слоев дворянства. В борьбе с ними царь действует формально по закону, в рамках правового поля. Прецедент был найден в деятельности Ивана III. Некогда он, желая отобрать у московских бояр пожалованные им после завоевания Новгорода вотчины на Новгородчине и раздать их в поместья, передал Новгород в удел своему сыну Василию. Московские бояре, служившие князю московскому, а не новгородскому, вынуждены были оставить свои новгородские вотчины. Царь разыгрывает ту же комбинацию. Объявив старшего сына Ивана соправителем, царь жалует удел младшему малолетнему сыну Федору - Суздаль, Ростов и Ярославль. Землевладельцы этих уездов должны были либо перейти из Москвы служить удельному князю, либо расстаться с вотчинами. Но "князь Федор Иванович вотчинников местных на службу к себе принять не изволил". На момент объявления указа о создании удела все княжата, имевшие боярский чин, были в Москве, откуда их уже не выпустили. После того, как вся верхушка Думы "едиными усты" выразила возмущение, на нее обрушились заготовленные царем репрессии. Все бояре-княжата, участвовавшие "в акции протеста" были арестованы опричниками. Признанный лидер Думы, князь Александр Горбатый-Суздальский, а так же князья Кашин и Шевырев были обезглавлены, а на прочих участников "опалу свою клал и животы их имал за себя: а иных сослал в вотчину свою в Казань на житье з женами и з детми". "Тово же году послал государь в своей государской опале князей Ярославских и Ростовских и иных многих князей и детей боярских в Казань и в Свияжской город на житье и в Чебоксарской город". В то же время опричные отряды вступают в Ростов и Ярославль. Управление этими землями получает один из ближних советников царя Василий Михайлович Захарьин с чином Ростовского дворецкого (для управления уделом Федора составляется особое ведомство - Ростовский Дворец, подведомственный лично царю). Княжеские вотчины описываются и идут в поместную раздачу дворянам, боевые холопы опальных княжат распускаются на волю, многие из них принимаются на государеву ратную службу и верстаются поместьями из вотчин из бывших хозяев. Движимое имущество и казна опальных отписывается на государя. Большая часть опальных была в следующем году помилована, движимость и казна возвращены, но вместо конфискованных вотчин им были пожалованы поместья, разбросанные в разных уездах России. Что обернулось для них изменением статуса. Царь велел по служилой принадлежности написать их дворянами по колонизируемым окраинным уездам. В состав “Государева двора", в котором ростовские, стародубские и ярославские князья до опричнины занимали видное и почетное место, не входили представители дворянства окраин - Поволжья (начиная с Нижнего Новгорода), Смоленщины, Северской земли. Поэтому превращение князей - потомков Рюрика в земских помещиков Северщины означало их фактическое исключение из состава двора как объединения людей, причастных к управлению Русским государством. В новом положении они могли рассчитывать на какую-то карьеру лишь в пределах Северщины, либо в опричнине (но для них врата в "государеву светлость" были узкими, и открылись впоследствии только для их детей). Только в виде особой милости за верную службу царь возвращал некоторых великородных потомков Всеволода Большое Гнездо в "московские списки", снова открывая им доступ к высшим государственным должностям. В то же время, многие из конфискованных земель царь передавал в качестве поместий опричникам, во-первых, развивая поместную систему, систему “службы от земли”, свободную от старых местнических привилегий и ставшую со временем основной базой материального обеспечения дворянского войска. Во-вторых, таким образом “разбавлялись” ряды коренных землевладельцев, не позволяя им выступит единым фронтом. Среди прочего состава Думы - Гедиминовичей и старомосковских бояр - расправа с княжатами-Рюриковичами вызвала неоднозначную реакцию, многие отнеслись негативно, понимая, что ставится под сомнение сам принцип осуществления назначений в соответствии с "породой". Но царю удается расколоть данный слой, пожаловав в бояре вместо "выбылых" княжат ряд представителей старомосковских фамилий, и повысив до боярства окольничих - Челядниных, Шереметевых и Морозовых. Во главе Думы встают вполне преданные царю его родственники Гедиминовичи - Мстиславский и Бельский. В 1567 году царь вновь изъял у двоюродного брата Владимира Андреевича его удел - Старицу, Верею и Алексин, и дал ему новый - Дмитров, Звенигород и Боровск. В этом же году царь возвращает из ссылки Воротынского, и жалует ему вместо отобранного Новосиля Стародуб-Ряполовский. К 1569 году положение относительно стабилизируется. Несколько бояр попадают в ссылки и тюрьмы, несколько бегут в Литву, но массовых репрессий нет - благодаря окончанию войны и снижению налогов нет голода 1568-69 и последующей эпидемии, недоимок и свирепых правежей, царь популярен в народе и рядовом дворянстве, а в такой атмосфере заговор бесперспективен. Правящее боярство недовольно существованием опричнины, при которой царь может легально изъять из его ведения любое государственное дело, а присланные им опричные представители (как правило на роль “вторых воевод”) отслеживают деятельность своих “земских” начальников. Но, не имея никакой поддержки в народе и дворянстве, которые вполне довольны царем, помалкивает.
Щит Евразийской Империи, Предсовнаркома Корейско-Дагомейского улуса, Творец Мира Брауншвейгской Династии, Внутренний Враг № 1 "Белой ДВР"
Отправлено: 21.06.06 17:38. Заголовок: Re:
Леший, кажется Вы повторяете не совсем корректное изложение Георга.
Леший пишет:
цитата:
Первым делом опричнины стал разгром верхушки Думы - Ростовских, Ярославских и Суздальских княжат, занимавших почти все боярские места
Хорошо. Логично. Далее Вы излагаете как это было проделано. И в частности: Леший пишет:
цитата:
На момент объявления указа о создании удела все княжата, имевшие боярский чин, были в Москве, откуда их уже не выпустили. После того, как вся верхушка Думы "едиными усты" выразила возмущение, на нее обрушились заготовленные царем репрессии. Все бояре-княжата, участвовавшие "в акции протеста" были арестованы опричниками. Признанный лидер Думы, князь Александр Горбатый-Суздальский, а так же князья Кашин и Шевырев были обезглавлены
Каким боком в этой компании оказался Кашин? Кашин-Оболенский или Кашин-Сухой-Оболенский, которые не имел единого массива земельных владений? Владения которых (даже имевшиеся) находились на Черниговских и Бранских землях? Которые даже в РИ царя не заинтересовали? Если идет полный разгром Думы (княжества) - то ИМХО надо это как-то сформулировать (а то получается акцентирование внимания именно на "земельный вопрос".
Кстати оба Кашиных в РИ казнены были совсем по другим причинам.
Щит Евразийской Империи, Предсовнаркома Корейско-Дагомейского улуса, Творец Мира Брауншвейгской Династии, Внутренний Враг № 1 "Белой ДВР"
Отправлено: 21.06.06 18:28. Заголовок: Re:
Леший пишет:
цитата:
Кашин остается жить
Не факт. Могут казнить за другое. Один - близок к Старицкому (Кашин Юрий - по всей видимости именно он имелся в виду) Другой - оказался близок к Адашеву (Кашин-Сухой Иван - ИМХО именно "оказался", просто не повезло, Иван после смерти Анастасии был очень расстроен и ...).
Я имел в виду, что к этому делу они непричастны. Их смерть можно обосновать (а первого - так наверное и придется, он действительно к Старицкому слишком близок, хоть и "не замешан" кажется).
Тем временем, на восточных рубежах державы происходят события, которым будет суждено кардинально изменить дальнейшую историю страны. В еще в 1555 году “князь всея земли Сибирской” Едигер добровольно принес вассальную присягу Ивану IV (что позволило тому добавить себе титул "Всея Сибирской земли повелитель") и стал платить ежегодную дань в тысячу соболей. Но ранней весной 1562 г. вместо дани из Сибири пришло известие о том, что бежавшие туда в свое время казанские татары во главе со своим царевичем Едигером Казанцем убили государева данника князя Едигера Тайбуговича. Поскольку убиенный Едигер находился под покровительством Москвы, его убийство таким образом становилось и оскорблением Российского государства ибо оно при принятии Едигером вассалитета выступала гарантом того, чтобы "их бы с Сибирские земли не сводил". Поэтому сразу же после получения известий с востока, был разработан план военного похода в Сибирь с целью наказания мятежников и восстановления подданничества тамошнего населения. Был сформирован 6-тыс. отряд (1,6 тыс. стрельцов, 3 тыс. казаков и 1,4 тыс. “охочих людей”, включая немцев и литвинов), во главе которого стал Данила Адашев, видный военачальник, который однако к тому времени впал в немилость (из-за своего брата) и для которого задача “замирения” Сибири была по сути почетной ссылкой. В июле 1562 года, отряд Адашева выступил в поход и пройдя по рекам Чусовой и Серебрянке, поздней осенью 1582 г. переволок струги в Баранчу, приток Тагила, пройдя который вошел в Туру, где и произошло первое крупное столкновение с татарским войском. Узнав о приближении русского войска татары устроили засаду в том месте, где Тура изгибается широкой излучиной (поблизости от совр. деревни Усениково). Когда струги стали проходить излучину, татарские стрелки стали засыпать их стрелами. Русские остановились на реке и разбив татарский отряд, высадили десант который захватил Тюмень, где Адашев и остался зимовать. После окончания зимовки, дождавшись вскрытия рек, 9 мая 1563 г., оставив в Тюмени в качестве гарнизона около тысячи человек, отряд Адашева пошел дальше по Туре, в устье которой встретил идущее навстречу ему крупное войско, состоящее как из татар, так и ополчение остяков и вогулов. Битва близ устья Туры, превратившись в цепь отдельных схваток, шла несколько дней, и одержав победу в которой, Адашев вышел в Тобол. По нему он мог попасть уже в самый центр Сибирского государства. Но Едигер и не думал отступать после поражения. Он приказал перегородить Тобол цепями и поставить в удобном месте заслон. 29 июня 1563 г. русские вступили с ним в бой около городка Алымай. После перестрелки и жестокого рукопашного боя татарский отряд был опрокинут и рассеян, а город Алымай был занят русскими, где отряд остановился на полуторонедельный отдых для пополнения припасов. 26 июля 1563 г. отряд Адашева подошел к лежащему в 16 верстах от устья Тобола городку Карачин и после тяжелого штурма взял его. После чего, 1 сентября, выйдя из Карачина и пройдя вниз по Тоболу русские захватили небольшой укрепленный городок Атика, который был использован Адашевым в качестве базы для подготовки к решающему сражению. Тем временем Едигер собрал другое войско, состоявшее как из татарской конницы, так и вассальных отрядов местных племен. И не дожидаясь дальнейших шагов русских 15 сентября лично возглавив войско, взял стоявших в городке Атика русских в осаду, продолжавшуюся до 10 октября. Отбив первые попытки штурма, Адашев принял твердое решение, что нужно нанести решающий удар и переломить ситуацию в свою пользу, поскольку по недостатку припасов дальнейшее сидение в осаде было делом безнадежным. И отступать вблизи превосходящего числом противника (10 тыс. татар, вогулов и остяков против 4 тыс. русских) было совершенно невозможно, ибо такое отступление неминуемо завершилось бы разгромом и гибелью. 10 октября 1563 г. русские оставили городок Атика, погрузились в струги и пошли к Чувашскому мысу, где были сосредоточены основные силы Адигера. На мысу была выстроена длинная засека, за которой сидели татарские лучники. Русские высадившись со стругов, выстроились на берегу и пошли вверх по склону, прямо на татарскую засеку. И еще одна сотня казаков осталась в стругах в качестве резерва. Это был по сути самоубийственный шаг. Противник обладал численным превосходством, занимал укрепление на высокой горе. Русские же должны были взять укрепление приступом, без всяких осадных приспособлений. Подойдя к засеке на расстояние прицельного огня, стрельцы открыли огонь из пищалей, в ответ на который татары осыпали наступающих тучей стрел. После чего русские развернулись и стали быстро отступать к стругам так, чтобы у татар возникла иллюзия бегства. Едигер быстро оценив обстановку, решил, видимо, что настал благоприятный момент для разгрома русских, и приказал воинам сделать проломы в засеке. Вскоре масса воинов ринулась вниз по склону. Русские тем временем добежали почти до самого берега, развернулись, дали последний залп и ружей и вступили в рукопашный бой. Едигер ввел в бой свои резервы и лично повел их в атаку. Со своей стороны Адашев, до этого наблюдавший бой со струга, тоже решил, что наступил решающий момент битвы, и ввел в бой свои последние резервы. Возглавив бойцов лично, Адашев стал прорубаться через массу воинов прямо к бунчуку командующего. Вокруг Едигера закипела жестокая рукопашная схватка. В этой схватке царевич был ранен и вынесен своими телохранителями из гущи боя. После чего тут же переправлен на лодке на другой берег Иртыша в безопасное место. В битве наступил перелом. Татарское войско без военачальника резко ослабило натиск и стало понемногу разбегаться. А потом случилась катастрофа. Вассальные ополченцы, не желая гибнуть за чуждую им власть казанцев, массово покинули место сражения, оставив татар один на один с русскими. Поняв что битва проиграна, бросились бежать и татары. Сам Едигер, с которым остался лишь небольшой отряд телохранителей, ушел на юг. А на следующий день, 11 октября 1563 г., русские без боя заняли оставленные неприятелем города Искер (Кашлык), Бицык, Сузун, Абалак, поставив под свой контроль центральную часть Сибирского государства. После чего Адашев, неожиданно для себя, столкнулся с такой непредвиденной проблемой, как создавшийся после разгрома Едигера Казанца вакуум власти. Имея полномочия “усмирить” мятежников и вернуть власть законной династии Тайбуговичей, русские обнаружили, что собственно власть передавать некому. Покойный Едигер Тайбугович детей после себя не оставил. А его племянник Сеид-Ахмед (Сейдяк) был еще слишком мал. В этой ситуации Адашев принял единственно верное решение – стал приводить окружающие племена напрямую “под руку” русского царя. И часть бывших подданных Едигера не заставили себя долго ждать. Уже 17 октября в Искер пожаловали остяцкие князьцы с подарками и данью. Данила Адашев принял их очень приветливо, принял от них подарки, наградил и отпустил с большими почестями. Но не все оказались столь “сознательными”. Многие князьцы решили воспользоваться моментом для восстановления “суверенитета” своих угодий. К примеру отложились вогульские князьцы, которые жили по Тавде и Пелыму, создав свое собственное Пелымское княжество. И для их “вразумления” в в июне 1564 г. был отправлен отряд казаков (около 300 чел.). Собранное вогульскими князьцами большое войско в несколько тысяч человек встретило казаков на речке Паченке, притоке Тавды, на берегу Поганого озера, где и произошла сеча. Используя свое численное преимущество вогулы пошли в прямую атаку. Наиболее опытные воины, одетые в доспехи, вооруженные копьями и саблями, шли в первых рядах войска. За ними шли легковооруженные воины, не имевшие доспехов, вооруженные копьями, тесаками (пальмами) и луками. Они укрывались за спинами панцирной пехоты и стреляли из-за них в противника. Казаки использовали это обстоятельство. Выстрелами из пищалей они уничтожили первые ряды вогульского войска, наиболее сильных воинов. Затем сами перешли в наступление и прижали к озеру остальное вогульское войско, где полностью их перебили. После чего казаки прошли всю Тавду до верховий успешно приводя вогулов, которые потеряли в битве всех своих князцов и большую часть боеспособных мужчин к повиновению. Впрочем, у местного населения очень скоро оказался еще один стимул для принятия русского сюзеренитета – в южных степях появился новый, но хорошо знакомый враг, а именно средний сын бухарского эмира Муртазы Кучум, который узнав о царящем с Сибири безвластии решил кое-что урвать и для себя. Но по прибытии на место обнаружив, что “свято место” уже занято, стал кочевать в степи, совершая набеги на местных жителей, которые будучи не в состоянии отбиться от набегов самостоятельно, стали более охотно подтягиваться под высокую руку русского царя, приносить присягу и соглашались платить дань.
Щит Евразийской Империи, Предсовнаркома Корейско-Дагомейского улуса, Творец Мира Брауншвейгской Династии, Внутренний Враг № 1 "Белой ДВР"
Отправлено: 24.06.06 07:57. Заголовок: Re:
Есть несколько непринципиальных вопросов:
Леший пишет:
цитата:
Был сформирован 6-тыс. отряд (1,6 тыс. стрельцов, 3 тыс. казаков и 1,4 тыс. “охочих людей”, включая немцев и литвинов),
Леший пишет:
цитата:
После перестрелки и жестокого рукопашного боя татарский отряд был опрокинут и рассеян, а город Алымай был занят русскими
Леший пишет:
цитата:
подошел к лежащему в 16 верстах от устья Тобола городку Карачин и после тяжелого штурма взял его
Леший пишет:
цитата:
оставив в Тюмени в качестве гарнизона около тысячи человек
Леший пишет:
цитата:
10 тыс. татар, вогулов и остяков против 4 тыс. русских
Было 6 тыс. Жестокий бой, тяжелый штурм, 1000 оставили - и ведь были еще бои и были еще занятые города (там тоже кто-то гиб и кого-то оставляли). Или уберите жестокий и тяжелый, или численность будет меньше.
Или уберите жестокий и тяжелый, или численность будет меньше.
Цифры боевых потерь накануне битвы на Чувашском мосту взяты мной в кол-ве примерно 1 тыс. чел. - в битве у устья Туры - около 600 чел. и около 400 остальные боевые потери.
Весной 1569 г. в Москве стало известно, что султан Селим II перебросил в Кафу 17-тысячное турецкое войско при 100 орудиях, которое должно было подняться Доном до Переволоки, а затем, проложить канал между Доном и Волгой. Затем, проведя на Волгу корабли с артиллерией, ему предстояло спуститься к Астрахани и захватить ее. Новым астраханским ханом должен был стать Крым-Гирей, сын хана Сагиб-Гирея. Вместе с турецкими войсками должна была действовать Крымская орда хана Девлет-Гирея. Возглавить поход султан поручил кафинскому паше беглербеку Касиму. После чего, срочным порядком в Астрахань “на годование” были назначены окольничий Долмат Федорович Карпов и Василий Петрович Головин, туда же “по вестям” был послан Никита Григорьевич Гундоров. Навстречу турецким войскам в Астрахань “на Переволоку” были отправлены боярин Петр Семенович Серебряный и Замятня Иванович Сабуров с 30-тыс. войском. В начале июля 1569 г. турки начали поход на Астрахань. От Кафы до Переволоки 100 турецких галер, с погруженными на них пушками, шли 5 недель. 15 августа они достигли места, где ближе всего сходятся реки. Дон и Волга. На Переволоке к турецкой армии присоединилось 50-тысячное татарское войско. Однако осуществить задуманный в Стамбуле проект постройки канала Дон - Волга не удалось. Попытка перетащить “каторги” на Волгу волоком также провалилась. Касим-паше пришлось вернуть корабли и тяжелую артиллерию в Азов и идти на Волгу походным порядком. К Астрахани, к тому времени перенесенной на новое, более защищенное место, турецко-татарская армия вышла 16 сентября. Несмотря на помощь астраханских татар и ногайцев, паша не решился штурмовать расположенную на Заячьем острове хорошо укрепленную крепость, гарнизон которой в начале 1569 г. пополнил отряд окольничего Д.Ф. Карпова. Огонь русских пушек и удобное расположение крепости не позволили туркам начать осадные работы и блокировать город. Убедившись в бесплодности своих действий, Касим-паша отвел войска от крепости и встал лагерем на старом городище, готовясь по повелению султана зимовать под Астраханью. Татарское войско должно было вернуться в Крым, однако известие об этом всколыхнуло всю турецкую армию, измученную тяжелым походом и ожиданием новых испытаний. Тем временем, пришедшая с севера русская «плавная рать» кн. П.С. Серебряного и З.И. Сабурова смогла перерезать пути снабжения турецкой армии из астраханских и ногайских кочевий, обрекая ее на полуголодное существование. 26 сентября 1569 г. Касим-паша приказал начать отступление на Дон самым коротким путем - по Кабардинской дороге. Преследуемое по пятам русской армией, вскоре оно превратилось в настоящее паническое бегство. Лишь четвертая часть турецкой армии добралась к 24 октября 1569 г. до устья Дона, где они прямо у стен турецкого города Азов были вновь атакованы русской конницей. Охваченные паникой турки ринулись внутрь Азова, надеясь за его стенами найти спасение. Но это привело лишь к обратному результату – хаос и неразбериха создавшиеся в воротах позволили группе русских ратников ворваться внутрь крепости и подпалить склад с порохом, взрыв которого разрушил часть городской стены, и сквозь образовавшейся в ней большой пролом значительные русские силы проникли в город, на улицах которого пошла “сеча великая”. К вечеру большая часть турок была уничтожена, а Азов оказался в русских руках.
А с 1565 по 1569 ничего интересного не происходило?
И кстати, что там поделывет Курбский в Италии? ИМХО до 1564 принимал в качестве наблюдателя участие в Тридентском соборе. Как известно, на соборе была утверждена католическая ортодоксия без каких-либо уступок протестантам. Соответственно и православным однозначно будет предложено принять Флорентийскую унию без каких-либо уступок, на что Курбский ответит примерно теми же аргуметами, что и Марк Эфесский во Флоренции. После этого за московитами закрепится репутация упорных схизматиков, и заинтересованность Рима в контактах с Москвой сведется к организации лиги против турок. В этой ситуации папа скорее всего уже перестанет за свой счет обучать русских студиозов, да и миссия Курбского в Италии будет завершена. С учетом возможных дипломатических поручений в Вене вернется он на Русь в 1566. Интересно, не обнаружит ли он по возвращении свои ярославские княжеские вотчины конфискованными? Или себя с этими вотчинами приписанным к опричному двору?
Леший пишет:
цитата:
а Азов оказался в русских руках
Хм. Интересны последствия. Ведь придется воевать без союзников. МаксимилианII уже потерпел поражение и заключил Варшварский мир с Турцией в 1566. Венеция и Испания в мире с турками и не горят желанием его нарушить. Захват русскими Азова может привести к тому, что Селим не станет захватывать Кипр, а бросит силы свои и Крымские на отвоевание Азова. А раз нет захвата турками Кипра - нет и новой антитурецкой лиги в Европе, и Россия воюет с турками без союзников. Удержим ли Азов?
Это я планирую осветить в событиях по выбору короля Польши. georg пишет:
цитата:
Захват русскими Азова может привести к тому, что Селим не станет захватывать Кипр, а бросит силы свои и Крымские на отвоевание Азова. А раз нет захвата турками Кипра - нет и новой антитурецкой лиги в Европе, и Россия воюет с турками без союзников. Удержим ли Азов?
Первоначально Турция будет смотреть на отвоевание Азова как на малозначительную "простую полицейскую операцию", которая не будет требовать к себе основного внимания (типа взгляда Адашева на Ливонскую войну), и которую на первом этапе поручат решить даже не регулярным турецким силам, а крымскому хану (как и в РИ в 1637-41 гг. - где попытка осады Азова турецкой армией была предпринята только после провала отвоевания Азова силами крымчаков). Так что, ИМХО, в 1570 г. на Азов будут отправлены только крымские татары, а война на Кипре начнется "по расписанию".
Падение Азова произвело немалое впечатление как в Москве, так и в Стамбуле. Узнав о захвате этой турецкой крепости Иван IV распорядился немедленно начать ее укрепление, для чего были срочно присланы “зелейная” и свинцовая казна – 300 пудов пороху и 200 пудов свинца, большие хлебные запасы. Было ясно, что турецкий султан, который мог “закрыть глаза” на разгром своей армии под Астраханью, после захвата Азова не успокоится и любой ценой попытается вернуть захваченную русскими крепость, поскольку присоединение к России Азова существенным образом изменил всю обстановку на юге. Возникла дополнительная “помеха” на пути крымских набегов, “под руку” русского Государя стали откочевывать татарские роды - за год на русскую сторону Дона перешло 30 тыс. “черных улусных людей”. А часть живших на Кубани ногаев принесла “шерсть” (клятву на верность) русскому царю. В этих условиях было ясно, что войны не избежать. Поэтому, весной 1570 г. на юге стали сосредотачиваться крупные силы. Главное командование было поручено Михаилу Ивановичу Воротынскому. Вспомогательную рать в Рязани возглавил Дмитрий Иванович Хворостинин, под прикрытием которых началось как укрепление старой “засечной черты” проходящей по линиям Болхова-Белева-Одоева-Крапивны-Тулы-Венева-Рязани и Скопина-Ряжска-Шацка и одновременно строительство новой линии обороны на 200-400 верст южнее прежней, по линии Ахтырка-Белгород-Новый Оскол-Ольшанск-Усмань-Козлов-Тамбов, для чего, в лесистой местности рубились сплошные засеки, на открытых местах копались рвы, насыпались десятиметровые валы с частоколом. Чтобы связать все это в единую оборонительную систему, строились новые города-крепости: Тамбов, Коротояк, Усмань, Козлов и др. Между городами, через каждые 20-30 верст, ставились остроги для гарнизонов, несущих дозорную службу. Совершенно особая ситуация сложилась на Дону. После захвата русскими Азова и “посажения” в нем 5-тысячного гарнизона из стрельцов и “детей боярских” стал вопрос об окончательном приведении местных казаков к “службе Великому Государю”. Казаки встретили подобное развитие ситуации без энтузиазма, но наличие царских войск и главное угроза турецкого вторжения на Дон заставила их быть сговорчивей и согласится на требуемую русскими воеводами присягу Великому Государю. В свою очередь, Москва проявила гибкость и гарантировала сохранения самоуправления казачьих станиц, но подчиняла их назначенному царем гетману, кандидатуру которого на первых порах предлагали царю сами казаки. Кроме того, казаки скоро убедились, что нахождение “под крылом” столь могущественного покровителя как русский царь имеет свои преимущества. Поскольку теперь охрану донских земель несло “государево войско”, то казаки получали возможность предпринимать куда более масштабные набеги на неприятельские земли, не опасаясь за судьбу оставленных в станицах семей. В Стамбуле же весть о падении Азова привела султана Селима II в гнев. За поражение под Астраханью и потерю Азова султан приказал отравить крымского хана и турецкого командующего Касым-пашу, но благодаря ходатайству сестры султана и, самое главное, благодаря золоту, им удалось отвести от себя удар. Впрочем, при султанском дворе “азовское дело” на тот не рассматривалось как первоочередное. Предполагалось, что основные силы “Высокой Порты” следует направить на захват принадлежащего венецианцам о-ва Кипр, а вернуть город удастся силами одного крымского хана, которому был выслан султанский указ отбить Азов у русских обратно. Не желая противоречить султану Девлет-Гирей стал готовиться к походу на Азов, для чего ввел новый военный налог - “оружейные и тамговые деньги”. Однако мурзы отнеслись к военным планам хана без энтузиазма. Понимал безнадежность похода на Азов легкой татарской конницей и сам хан Девлет-Гирей. Но повеление султана, после того как чудом избежал казни, приходилось выполнять. Тем более, что весной 1570 г. султан обещал прислать флот с войском, поднять на русских ногаев и горских черкесов. Но вместо осады Азова Девлет-Гирей принял решение атаковать южный русские уезды, где была возможность набрать полон. И в мае 1570 года его орда выступила в поход. Движение крымских войск не осталось незамеченным. Путивльский наместник П. Татев прислал в Москву с сообщением о готовящемся нападении обнаружившего врага «донецкого сторожа» А. Алексеева, но он лишь ненамного опередил врага, вторгшегося в Рязанскую землю. Весь приграничный край подвергся страшному опустошению. Часть татарских «загонов» проникла и в Каширский уезд. И хотя воеводам кн. Д.И. Хворостинину и Ф. Львову 21 мая 1570 г. за Зарайском удалось разгромить один из таких «загонов» и освободить многих пленников, но опасность повторных татарских нападений сохранялась до конца лета – начала осени 1570 г. Обстановка на границе оставалась очень напряженной. Русские разведчики сообщали, что в степи «стоят люди многие крымские», а от табунов их «прыск и ржание великое», что «месечных сторожей на Обыкшенской да на Балыклейском громили татар человек с пятьсот и голову их Капусту Жидовинова взяли да товарищев их дву человек убили», писали и о других приготовлениях «крымских людей» к походу на Русь. Сообщения становились все тревожнее. Некоторые разведчики приносили вести, что видели огромное 30-тысячное татарское войско, идущее к границе 30 дорогами. В этих условиях русское правительство решило навести по Крыму упреждающий удар. Уже 9 мая 1570 г. воспользовавшись уходом основных сил татар “послало Войско 75 стругов по 70-80 казаков в каждом под Кафу и иные места для воинского промысла”. Разграбив и спалив окрестности Керчи, казаки в конце мая возвратились на Дон. В июне из Азова на 30 стругах вышли 1700 казаков и направились под Тамань, где обчистили местные селения. Одновременно с этим, получившие “государево жалование” запорожские (днепровские) казаки сделали набег на западное побережье Крыма. Что вынудило Девлет-Гирей, встревожившегося за свои тылы, отменить большой поход на Русь и запросить помощи у Турции, что не очень понравилось султану, который к тому времени объявил войну Венеции, стремясь отобрать у нее Кипр. Война эта уже давно была подготовлена турками; уже первого июля 1570 г. капудан-паша Пиали вышел из Галлиполи (вблизи Константинополя, где находились главные верфи турецкого флота), с эскадрой из 360 судов и высадил, без всякого сопротивления, на южном берегу Кипра армию в 50 тыс. человек пехоты и 2 тыс. кавалерии, под командой Мустафы; венецианский флот, который должен был защищать остров и помешать высадке, не показывался. На самом острове тоже не было решительно ничего приготовлено для защиты; имелся лишь слабый гарнизон из 2 тыс. человек пехоты и 1 тыс. кавалерии; гарнизон этот не мог, конечно, выступить в открытом поле, против неприятеля и отступил в укрепленные города Левкозию (в середине острова, недалеко от северного берега) и в Фамагусту (на восточном берегу). Мустафа осадил сперва Левкозию, которая, после упорного сопротивления, за недостатком провианта и вследствие слабости гарнизона, 9 сентября пала; при этом было убито 2000 человек. Вслед за тем началась осада Фамагусты; она продолжалась более десяти месяцев, но в течение зимы велась довольно вяло, так как флот ушел домой; тем временем подошел и венецианский флот из 12 галер с подкреплениями и запасами. Весной, однако, когда возвратился турецкий флот и заблокировал город, начались серьезные атаки. Венецианский флот не показывался; после шести отбитых штурмов боевые припасы у венецианцев истощились, и комендант города Брагадино не счел возможным дольше защищать город и сдался 1 августа 1571 года, причем гарнизон и жители получили право свободного выхода из города со всем имуществом. Что дало Турции возможность обратить более пристальное внимание на свои северные окраины. В середине лета 1571 г. султан Селим II направил к устью Дона флот из 70 галер и 90 “галеотов”, а так же 30-тыс. турецкую армию во главе с уже проштрафившимся Касим-пашой, которому дали таким образом искупить свою вину. Туда же подошел и крымский хан с 40-тыс. ордой, которая, впрочем, в осаде не принимала, занимаясь только прикрытием турецкой армии от возможных действий русской армии. Осада крепости, гарнизон которой насчитывал около 5,3 тыс. чел., началась 24 августа 1571 г. После отказа русских капитулировать, на следующий день паша бросил войска на штурм, в котором потеряв около 6 тыс. чел. турки были вынуждены отступить. После чего были вынуждены перейти к планомерной осаде. Начали возводить батареи, полевые укрепления и насыпать вал, который они попытались подвести к стенам крепости. Но эти работы были прерваны вылазками осажденных. Одновременно с этим, выше по реке, в районе Черкасского городка началось сосредоточение русских войск, в котором насчитывалось 1700 стрельцов, 2350 ногайских и юртовских татар и 10 тыс. донских и 2 тыс. подошедших днепровских казаков. И наличие которого не давало татарам возможности выполнять фуражировку для снабжения себя и турецкой армии. Из-за чего, уже скоро турки стали испытывать нехватку в продовольствии. Но не смотря на все трудности, они все же возвели вал выше крепостных сооружений, установили на нем более сотни “проломных” орудий и начали жесточайшую бомбардировку, периодически останавливая ее и предпринимая новые штурмы. Но их отражали, и атаки оборачивались для турок лишь значительными потерями. Кроме того, турки выбрали неудачное время для осады. В сентябре пошли дожди, ночи стали холодными и в турецком лагере, расположенном в нездоровой влажной местности близ реки, началась эпидемия, сотнями косившая солдат и рабочих, скученных в палатках и шалашах. Заволновалось и татарское войско, которое стало требовать чтобы их отпустили а набег на русские окраины, а заодно собрать продовольствие. И Касим-паша, чтобы не раздражать союзника, вынужден был разрешить крымскому хану отправить часть сил на “охоту”. Но находившиеся поблизости русские разъезды засекли начало набега. Одни татарские загоны, едва успев удалиться от главного стана, попали под удары казачьих и ногайских отрядов и были разбиты. Другие уткнулись в свежесрубленные засечные черты и выдвинутые к ним получивших предупреждение русские войска. И были вынуждены повернуть назад. Кроме того, из-за потерь и дефицита боеприпасов турки временно прекратили обстрел и атаки, ограничиваясь блокадой. По хорошему надо было прекратить осаду и отвести войска, чтобы лучше подготовится к новому нападению в следующем году. Но Касим-паша, хорошо понимал, что коли раз ему чудом удалось спасти голову от гнева султана, то во второй раз это будет, мягко говоря, затруднительно. И упорно продолжал осаду. Кое-как сумели доставить из Турции и провезти к Азову порох и ядра, и сражение закипело с новой силой. Турецкая артиллерия по очереди разбила три защитных вала, но защитники построили четвертый и отбивались за ним. Целую неделю, каждый день на штурм крепости шло 10 тыс. турецких солдат. Их отбрасывали. После чего вновь вступали турецкие орудия и грохотали всю ночь. А на утро Касим-паша бросал в атаку другие 10 тыс. бойцов, предоставляя отдых побитым. Но 1 октября 1570 г. татарская конная разведка заметила оживление возле Черкасского городка. У турецкого командования не было сомнений – русские готовятся к удару по уставшим турецким войскам. На экстренном заседании военного совета было принято решение о прекращении осады и экстренном отступлении – было ясно, что удара свежих русских сил уставшие турки и татары не выдержат. Бросив артиллерию и обоз турки в спешке начали отход к берегу, где шла посадка на корабли. Татары же и вовсе бросив все умчались прочь. Воспользовавшись этим уцелевший гарнизон (около 2 тыс. чел.) вышел из крепости и соединившись с русскими разъездами атаковал отступающие деморализованные неудачей турецкие войска. Среди турок началась паника. Решив, что их атакуют основные русские силы, они смешались и побежали толпами, спеша очутиться на кораблях. Что привело к давке и невозможности организации хоть какого-либо сопротивления атакующим. Фактически это была бойня, усугубленная полным беспорядком на берегу, где многие солдаты опасаясь, что из-за осеннего шторма их бросят на произвол судьбы стали захватывать баркасы, чрезмерно набиваясь в них, что приводило к тому, что многие лодки не выдержав переворачивались, бросались вплавь и тонули... Это был полный крах экспедиции. Из 30-тыс. турецкой армии на родину возвратилось лишь 7-тыс. человек. Остальные либо погибли при штурмах Азова, от болезней или при эвакуации. А около 10 тыс. чел. попало в плен русским.
Генеральный секретарь Партии Феодальной Реакции, осн. в 1999 году.
Отправлено: 28.06.06 20:05. Заголовок: Re:
Кстати, ув. Леший. Не знаю пришло ли это Вам в голову, но мне пришло. Допустим, Россия действительно в середине XVI века победила в Ливонской войне, "ногою твердой стала на море" и т.д. (в т.ч. начала германизироваться; ведь уже Опричнину можно считать попыткой создания Православного Военно-Монашеского Ордена по образу и подобию Тевтонского). Но в таком случае Россия, даже против своей воли оказывается втянутой в концерт европейских держав на 150 лет раньше. А это не могло не отразиться на "двуличний европейский политик", и многие события даже на другом конце Европы в эти полтора столетия совершились бы иначе.
А это не могло не отразиться на "двуличний европейский политик", и многие события даже на другом конце Европы в эти полтора столетия совершились бы иначе.
ИМХО, пока на мировой арене все остается примерно в рамках РИ - нет пока таких событий, которые могли бы кардинально все изменить в международных отношениях (хотя была у меня задумка, сохранить жизнь Генриху II или Хуану Австрийскому и сделать предполагаемую ими высадку в Англии. Но меня убедили в невозможности этого. Правда более долгая жизнь Хуана Австрийского еще под вопросом - в теории, из-за произошедших изменений он может, скажем поехать в другой город, и не заболеть). А серьезные изменения начнуться, по моему мнению, уже после объединения России, Литвы и Польши, когда, к примеру, объединенное гос-во сможет начать (планируемую Россией в РИ) войну с Крымом и Турцией в 1587 г.
Эта победа произвела впечатление в Европе. Еще после разгрома турок под Астраханью, Новосильцев, русский посол в Константинополе в 1570 году, незадолго до своего ареста турками сообщал в Москву: "Да про астраханский поход во фрянские города весть пришла, что Астрахани не взяли, и людем учинился великий изрон. И фрянки деи о том возрадовались и меж себя учали говорить: государь деи Московский великой, и кому деи против его стояти! А от неверных его бог обороняет." А последовавший за этим разгром турок под Азовом произвел и вовсе сенсационное впечатление. По всей Европе пошли по рукам портреты Ивана IV, а также выполненные в апологетическом духе его биографии, где красочно расписывались его успехи по борьбе с “сарацинами”. Повсюду раздавались призывы начать новый крестовый поход против турок. Из Испании, Венеции и Рима в Москву отправились послы с приглашением русскому царю присоединиться с образуемой под эгидой римского понтифика Пия V антитурецкой коалиции. В принципе Иван IV был согласен, но выдвинул предварительные условия. Так он потребовал, чтобы Венеция и Испания прислала в Россию “корабельных дел мастеров” для строительства флотилии на Азовском море, а также выплачивала Москве ежегодную субсидию, каждая страна в размере 100 тыс. скудо (которая должна была пойти на строительство оной флотилии). На что было получено согласие и в начале лета следующего года, 25 мая 1571 г., наконец, был заключен в Риме формальный союз между папой Пием V, Филиппом II, Иваном IV и Венецией. Западноевропейские союзники обязались выставить флот из 200 галер и 100 транспортных судов и армию из 50 тыс. чел. пехоты (испанских, итальянских и немецких наемников) и 4,5 тыс. кавалерии с соответствующей артиллерией. Но и турки не дремали. Столкнувшись с “кошмаром коалиций”, в Стамбуле было решено, не дожидаясь пока противники приведут свои силы в полную боевую готовность, нанести решающий удар по одному из участников коалиции с целью выбить его из игры и своей победой посеяв среди своих врагов сомнения и колебания привести Священный союз к развалу. Поскольку на Средиземном море цель турок – захват Кипра был осуществлен, то главный удар был спланирован на севере, имея задачей наконец-то вернуть Азов Турции, после чего, по мере возможностей, развернуть крупномасштабное наступление против России, с целью “возвращения под власть султана Астрахани и Казани”. Подготавливая новую атаку на Азов турки, как они считали, учли ошибки предыдущих походов (на Астрахань и первую осаду Азова). Численность турецкой армии идущей под Азов была увеличена. Крымские татары должны были в отличие от предыдущей осады не топтаться на месте, а совершить крупный набег на русские рубежи для отвлечения основных русских сил от устья Дона. Были сдвинуты на более ранние сроки выступления для того, чтобы успеть к осенних холодам. 24 июня 1571 г. 100-тыс. армия турок (20 тыс. янычар и тюфекчи, 20 тыс. спагов, 5 тыс. “немецких” наемников, 5 тыс. черкесов и 45 тыс. валашских, семиградских и молдавских вспомогательных войск) вновь обложила наскоро восстановленный Азов (имевший 10-тыс. гарнизон) с суши и сильной флотилией (150 галер и 200 чаек) блокировали с моря. Одновременно с этим крымский хан собрав около 120 тыс. человек (татар, ногайцев и 7 тыс. янычар) пошел в на Русь. Впрочем в Москве также готовились к новым сражениям. Еще в апреле в Коломне был проведен смотр собранным войскам, во главе которых царь поставил М.И. Воротынского, армия которого насчитывала до 50 тыс. человек. Кроме того, на Дон было послано подкрепление, увеличившее численность находившихся там русских войск (вместе с казаками) до 40 тыс. чел. В принципе этого должно было хватить для того, чтобы с самого начала обречь татарский удар на неудачу. Первоначально Девлет-Гирей собирался ограничиться набегом на козельские земли и повел войско к верховьям Оки. Но тут произошло событие, кардинально изменившее дальнейший ход событий. К крымскому хану прибыли представители от неких русских придворных кругов, предложивших показать неохраняемые “проходы” в “Засечной черте”, благодаря чему татары смогут подойти к Москве. И в ночь на 27 июля 1571 г. ногайский отряд мурзы Теребердея, шедший в авангарде крымских войск, стремительным ударом сбил русскую заставу, прикрывавшую “Сенькин перевоз”. Находившиеся на «берегу» 200 “детей боярских” отступили, а татары стали разрушать укрепления на московской стороне реки. Другой неприятельский отряд, которым командовал Дивей-мурза овладел окским “перелазом” рядом с устьем р. Протвы, “против Дракина”. Несмотря на захват второго плацдарма, главные силы татарской армии начали переправляться через «Сенькин брод». Русские воеводы, находившиеся в Кашире (Сторожевой полк И.П. Шуйского и В.И. Умного-Колычева) и Тарусе (полк Правой руки Никиты Романовича Одоевского и Федора Васильевича Шереметева) захваченные в врасплох не успели прикрыть эти переправы и помешать сосредоточению врага для решающего броска к Москве. В ночь на 28 июля 1571 г., прорвавшаяся через окский рубеж, армия Девлет-Гирея по серпуховской дороге двинулась к Москве. В этот роковой час самым решительным образом действовал М.И. Воротынский. Находившийся под его командованием Большой полк, оставив позиции под Серпуховом, пошел к Москве, вслед за крымской армией, отрезая ей пути отступления. С флангов от Калуги, наперерез татарам шли Передовой полк А.П. Хованского и Д.И. Хворостинина, от Каширы - Сторожевой полк И.П. Шуйского и В.И. Умного-Колычева. 30 июля на реке Пахре у деревни Молоди, в 45 верстах от Москвы, Передовой полк А.П. Хованского и Д.И. Хворостинина настиг арьергардные отряды армии Девлет-Гирея и разгромил их. Встревоженный ударом русской конницы, крымский хан остановил наступление и начал отвод своих войск из-за Пахры. Пока же он направил против войск Хованского и Хворостинина находившийся при нем 12-тысячный отряд, вступивший в сражение с русскими дворянскими сотнями. Отступая Передовой полк подвел противника под удар подошедшего к месту боев Большого полка, укрепившего свои позиции спешно поставленным “гуляй-городом”. Начавшись небольшими стычками, столкновение у Молодей перерастало в большое сражение, от исхода которого зависела судьба всей войны. Под прикрытием ружейного и артиллерийского огня засевших в «гуляй-городе» стрельцов, дворянские конные сотни контратаковали татар, затем снова отходили за линию щитовых укреплений, и вновь устремлялись на врага. Во время одной из атак погибли татарские военачальники Дивей-мурза и ногайский мурза Теребердей. Вскоре сражение начало стихать, возобновившись через два дня, в течение которых происходили короткие столкновения конных разъездов. Получив известие о шедших к русским воеводам подкреплениях, Девлет-Гирей решил использовать последний шанс и повел свои войска в решительную атаку. 2 августа крымская армия штурмовала «гуляй-город», стремясь окончательно разгромить русских. Во время ожесточенного сражения под стенами деревянной крепости Большой полк под командованием М.И. Воротынского смог обойти неприятельскую армию, нанеся мощный удар с тыла. Одновременно противник был атакован находившимися в «гуляй-городе» отрядами русской и “немецкой” (набранной из ливонцев) пехоты, оставшимися там под командованием Д И Хворостинина. Не выдержав двойного удара русских войск, татары отступили, понеся в последних боях колоссальные потери. Среди погибших оказались сыновья хана Девлет-Гирея; при штурме «гуляй-города» полегла турецкая янычарская пехота. В ночь на 3 августа крымская армия поспешно отступила на юг, преследуемая русскими отрядами. Стараясь оторваться от погони, Девлет-Гирей выставил несколько заслонов, которые были уничтожены преследователями. Из 120-тыс. армии, перешедшей в июле 1571 г. русскую границу, в Крым вернулось около 20 тыс. человек. Успех сопутствовал русским войскам и на других фронтах. После высадки под Азовом турецкий командующий Мустафа-паша разделил свою армию на две части. Одна должна была захватить город, а другая, численностью около 60 тыс. чел. должна была подняться вверх по Дону и разорить находящиеся по реке казачьи городки. Но под Черкасском путь им преградило 35-тыс. русское войско во главе с П. Серебряным. Видя численное преимущество противника Серебряный приготовились обороняться. Был возведен земляной вал с частоколом и выдвинуты вперед два небольших “гуляй-города”. Левый фланг русских прикрывала река, правый казачья и ногайская конница. Кроме того, 10-тыс. отряд поместной конницы был оставлен в резерве. В центре позиций был оставлен проход в земляном валу между “гуляй-городами”, прикрытый “немецким” полком, который по плану должен был выдержав первый натиск турок отойти и увлекая за собой противника, по флангам которого должны будут ударить артиллерия и поместная конница. Утром 6 июля турки начали наступление. Первыми в атаку пошли сипахи, обрушившись на центр русских позиций. Несмотря на мощный натиск, атака провалилась и сипахи были вынуждены отойти. Пехота турок так же не добилась успехов, атакуя русские позиции вдоль реки. Только ближе к полудню, направив острие атаки на русский правый фланг Мустафа-паша смог потеснить казачью и ногайскую конницу и дать возможность прорваться сипахам в тыл противнику. Но которые сами тут же угодили под удар поместной конницы. В возникшей давке сипахи потеряли преимущество, понесли большие потери и стали отходить. Но были атакованы оправившейся казачьей кавалерией. Увидев, что сипахи оказались в ловушке, но при этом и русская конница связана по рукам и ногам Мустафа-паша приказал усилить натиск на наиболее слабый центр русских позиций, рассчитывая прорвав его раздробить русские силы и по одиночке разбить их. Ситуация сложилась отчаянная – посколько турки атаковали по всему фронту Серебряный не мог усилить центр. Но положение спасла стойкость “немцев” во главе с Филиппом Беллем. Выстроившись в “тонкую красную линию” они упорно отбивали все атаки неприятеля, пока на правом фланге окончательно не были добиты сипахи, после чего русская конница обрушилась на турецкую пехоту, вынудив ту отойти. После чего битва закончилась и стороны могли подвести итого. Русские формально могли считать себя победителями – враг не смог прорваться и был вынужден отступить. Но огромные потери – почти весь “немецкий” полк и половина кавалерии, в результате которых после битвы у Серебряного оставалось в строю 6 тыс. поместной конницы, 21 тыс. стрельцов и казаков, заставляли задуматься. Впрочем, еще большие проблемы были у Мустафы-паши. Хотя его армия потеряв 18 тыс. чел. по прежнему численно превышала русских, но проигрыш битвы деморализовал солдат, а потеря всей сипахской конницы ставила его армию под удар гяуров, которым ему больше нечего было противопоставить. По сути Мустафа-паша оказался в ловушке. Из-за гибели конницы он больше не мог атаковать русских, но и отступить тоже не мог – его пешая армия находясь на марше стала бы легкой добычей русской кавалерии. В результате он был вынужден стать укрепленным лагерем и вести с русскими “войну нервов”. Неудачно складывалась обстановка и у осадных сил. Как и в прошлый раз туркам удалось захватить “Земляной город”, но осажденные укрылись в цитадели, взять которую турки не смогли. Кроме того, турки были вынуждены отвести от Азова большую часть своего флота, поскольку стали получать тревожные известия из Средиземного моря, где главнокомандующий объединенными силами Священной лиги дон-Хуан Австрийский с испанской эскадрой прибыл, наконец, 24 августа в Мессину, где давно его ожидали венецианский и папский эскадры. Тем временем, получив очередное “государево жалование” днепровские казаки, воспользовавшись уходом большинства боеспособных мужчин из Крыма, атаковали татарские селения и сожгли Белгород-Днестровский (Аккерман), посеяв панику как среди татарского населения п-ова, так и в турецких владениях. А после того, как казаки захватили Козлов (Гезлев) с сосредоточенными там запасами хлеба, снабжение находящейся под Азовом турецкой армии стало давать сбои. Еще хуже было положение “Черкасского лагеря” турок, где начался голод, а “летучие отряды” казаков не давали османам выходить за пределы своих укреплений для фуражировки. Кроме того вспыхнула эпидемия и очень скоро Мустафа-паша понял, что таким образом он быстро вообще останется без армии. В отчаянии он решился на прорыв. В начале сентября измученные турки вышли из лагеря и устремились к устью Дона. Увидев это князь Серебряный бросил на отступающих всю свою оставшуюся кавалерию, которая беспрестанно атаковала толпы отступающих “басурман”, многие их которых обессилев от голода не выдерживали напряжения и массами сдавались в плен. В результате до Азова добралось только около 10 тыс. турок – все что осталось от 60-тыс. армии. Сам Мустафа-паша, оказавшись в безопасности и переведя дух проанализировал ситуацию и пришел к неутешительным выводам. Положение его войск было хуже некуда. Нехватка продовольствия, которое из-за нехватки кораблей часто приходило с задержкой и в недостаточном количестве, заставляла армию балансировать на грани голода. С востока подошли и стали лагерем в семи верстах от турок преследующие его русские войска. Будь его воля, Мустафа-паша прекратил бы осаду и вывел бы свои войска назад в Крым. Но два соображения заставили его отбросить эту мысль. Первое - судьба турецких офицеров участвовавших в прошлом, провальном, походе на Азов. Второе – невозможность из-за отсутствия в достаточном количестве кораблей быстро провести эвакуацию армии, не подставив ее под русский удар. Стремясь хоть как-то выбраться из этого тупика Мустафа-паша решился на отчаянный шаг – выставив заслон против русской полевой армии провести генеральный штурм крепости в слабой надежде взять таки ее и тем самым оправдаться перед султаном. Ранним утром 26 сентября 1571 г. турецкая артиллерия открыла огонь, под прикрытием которого турки ринулись на штурм. В свою очередь русские атаковали выставленные против них заслоны, стремясь пробиться на помощь осажденным и... началось то, что позднее историки назовут “черным днем турецкой армии”. Позднее многие историки будут считать, что Мустафа-паша допустил ошибку бросив на штурм крепости наиболее боеспособные части из янычар этнических турок, оставив в качестве заслона вспомогательные войска. Валахи и молдаване в большинстве своем составлявшие эти силы не горели желанием сражаться за Высокую Порту. Пока турки побеждали они верно служили и воевали на их стороне. Но в сложившейся под Азовом кризисной ситуации они были полностью деморализованы, и когда русские начали атаку вместо сопротивления стали массово сдаваться в плен, благодаря чему штурмующие крепость турки скоро обнаружили, что они зажаты с двух сторон, а их лагерь находится в руках неверных. Тут сила духа оставила даже самых стойких. Прижатые к стенам города турки капитулировали. Вторая битва за Азов закончилась. Узнав о катастрофе в устье Дона в Стамбуле были в шоке. Тем более, что выйдя из Мессины 16 сентября, в составе четырех эскадр, объединенный христианский флот двинулся небольшими дневными переходами через Тарент в Корфу, где часть его осталась, между тем как дон-Хуан с остальными кораблями 30 сентября стал на якорь на другой стороне пролива, у берегов Эпира, в защищенной бухте Гоменице. Отсюда флот отправился в Коринфский залив. 7 октября утром, в то время как флот обходил высокий (1400 м) остров Оксию, на востоке показался турецкий флот, и здесь, у западного угла Этолии, при входе в Коринфский залив, разыгралось сражение, получившее название от города Лепанто, находившегося в 30 морских милях оттуда. Флот союзников состоял из 205 кораблей, в том числе из шести венецианских галеасов; на судах было 20 тыс. солдат, не считая матросов и гребцов, так что общая численность экипажей доходила вероятно до 80 тыс. человек. Весь флот был выстроен развернутым фронтом в длинную линию, причем фланги несколько выдавались вперед. Левым флангом, примыкавшим к отмелям у берега и состоявшим из 63 галер, командовал венецианец Агостино Барбариго; правым флангом, выдававшимся в открытое море и состоявшим из 64 галер, командовал генуэзец Дориа. Дон-Хуан с 37 кораблями стоял в центре и имел при себе венецианцев Вениера и Колонну с их крупными флагманскими кораблями. Такое построение соответствовало обычному боевому порядку, но в него были введены две особенности: 1) шесть венецианских галеасов под командой Дуодо были выдвинуты вперед перед центром, с целью использовать их сильное артиллерийское вооружение при самом приближении неприятеля; 2) позади центра, в виде резерва, были поставлены 35 галер под командой испанца, маркиза де Санта Круз. Таким образом, вопреки общепринятому порядку, центр был очень усилен и состоял из трех линий. Турецкий флот, под командой капудан-паши Али наступал в обычном строю, полукружием. Силу его определяют очень различно; вероятно, он был несколько многочисленнее флота союзников, приблизительно 220-230 кораблей. Большей частью это были галеры с недоукомплектованным экипажем. Али вытребовал из ближайших крепостей гарнизоны и посадил их на суда, но тем не менее экипажи эти оставляли желать лучшего, хотя по численности может быть несколько превышали экипажи союзников. У людей не было огнестрельного оружия, а только луки и самострелы; огнестрельное оружие советовали не брать, как ненадежное. Правым крылом командовал Магомед Сироко, паша Александрийский; левым - Улуг-Али (эль-Лук Али), итальянский ренегат, который прославился своими разбойничьими подвигами; центром командовал сам Али. Оба турецкие фланга выдавались за неприятельские. Атака произошла в полдень. Огонь шести венецианских галеасов оказался настолько действенным, что две неприятельские галеры были потоплены и еще несколько повреждено. Менее успешны были действия союзников, когда произошло столкновение флангов. На правом турецком фланге крайние корабли, по указаниям знающих местность людей, подошли к берегу ближе, чем расположились венецианцы, обошли их и атаковали одновременно с фланга и с фронта что поставило венецианцев в затруднительное положение. На другом фланге Дориа, чтобы не быть обойденным, рассредоточил свои корабли, что сейчас же заметил и использовал Улуг; он прорвал неприятельскую линию, причем взял в плен или уничтожил несколько галер Мальтийского ордена. Затем он схватился на абордаж с мальтийским флагманским кораблем, и, после долгого и жестокого боя, при помощи других своих кораблей, взял его на буксир и потащил в сторону. Тем временем на помощь подоспел начальник резерва Санта Круз; он погнался за Улугом и, так как корабль и экипаж последнего сильно пострадали, принудил его обрубить буксир и освободил мальтийский корабль, на котором не оставалось в живых ни одного человека. Несмотря на храбрость, Улуг все-таки был скорее морским разбойником, чем флотоводцем, так как после этого он бросил руководство своей эскадрой и уже не достиг больше никаких успехов; таким образом, на правом фланге равновесие было восстановлено. Наиболее упорный бой происходил, однако, в центре, где дон-Хуан, как только неприятельский центр подошел ближе, яростно набросился на большую галеру капудан-паши, который со своей стороны тоже бросился на дон-Хуана. Первый же залп турецких орудий повредил грот-мачту "Реала". При столкновении "клюв" турецкого судна проник в неприятельский корабль до четвертой скамьи; начался жестокий абордажный бой, продолжавшийся очень долго, в котором дон-Хуан лично показал пример блестящей храбрости. Бой этот окончился в пользу союзников еще до того, как на помощь своему главнокомандующему подошли корабли из резерва (Колонна). Али покончил с собой, не пожелав сдаться в плен. Пример дон-Хуана воспламенил окружающих и воодушевил всю линию центра. Следуя примеру дон-Хуана, Александр Фарнезе недалеко от него захватил одну из самых больших турецких галер; затем началась общая свалка, в которой абордажные бои следовали один за другим. В это время пал командир правого турецкого крыла, Магомед Сироко, а около 30 его галер сели на мель. Среди экипажей их началась паника, люди прыгали через борт и вброд спешили к берегу; паника распространилась и на другие турецкие галеры. Когда победа уже была решена, пал один из союзных командиров, Барбариго, которому стрела попала в глаз. При столкновении обеих боевых линий возникла общая свалка. Артиллерия, которая в те времена вообще получила еще недостаточное развитие и ограничивалась исключительно огнем с носа, могла оказывать только очень незначительное влияние во время свалки, и все дело решалось почти исключительно абордажным боем. В рукопашном же бою испытанные испанские солдаты (испанская пехота в те времена считалась лучшей в мире) и немецкие ландскнехты, имевшие лучшее вооружение, стояли выше турецких солдат, даже янычар; точно также и стрелки союзников стояли выше неприятельских, вооруженных только луками и самострелами. Вследствие всего этого, после нескольких часов жестокого боя, в 4 часа пополудни, победа склонилась на сторону христиан. Однако турки только поздно вечером окончательно прекратили бой и остатки их флота отступили. Улуг-Али с 30-40 кораблями ушел на юг; союзники, все корабли которых принимали участие в бою и более или менее пострадали, не были в силах его преследовать. Это были единственные турецкие корабли из всего громадного флота, которым удалось уйти, и таким образом, потери турок составляли около 200 кораблей, из которых более половины было захвачено. Из правого турецкого крыла около 30-ти кораблей пристали к берегу, при чем остатки их экипажей попрятались. Эти корабли, и еще много других, были сожжены, 117 галер было захвачено победителями с крупной добычей, в числе которой было 117 тяжелых и 256 легких орудий, т. е. в среднем по три орудия на каждом корабле. Потери турок людьми исчисляются в 25 тыс. убитых и 3,5 тыс. пленных матросов; солдаты, по-видимому, были все перебиты. В числе убитых, вероятно, не указаны рабы-гребцы; их было взято в плен около 15 тыс., в том числе около 12 тыс. христиан, которые были отпущены на свободу. Союзники тоже понесли значительные потери офицерами и солдатами; потери эти составляли 8-10 тысяч человек; кораблей они потеряли только 12-15 - почти все они были потоплены Улуг-Али; убитых было 7,6 тыс. чел. и, кроме того, в ближайшие дни умерло 2,5 тыс. тяжело раненых.
Защитник Покоя Неба, Главный Друг и Недруг Panzera
Отправлено: 02.07.06 12:22. Заголовок: Re:
Леший пишет:
цитата:
Про Лепанто пожалуй можно было и сократить, но вот Молодей - должна же была где-то произойти битва.
Вы не поняли-я имел в виду просто сокращение объемов "вбиваемого" текста-необходимо просто упомянуть-"битва при Молодях шла так,как в РИ", но не "растекаться мыслию по древу".Вот "грязные подробности" "Азовской мясорубки"-да,нужны,т.к. в РИ ее не было.
Хочу спросить насчет объединения Руси, Литвы и Польшы?Неужели такое государство удержиться? Мне кажется поляки с своим гонором все испортят. А даже если удержиться, какова судьба Восточной Пруссии?
Хочу спросить насчет объединения Руси, Литвы и Польшы?Неужели такое государство удержиться? Мне кажется поляки с своим гонором все испортят. А даже если удержиться, какова судьба Восточной Пруссии?
ИМХО, покуда в руках русских будет Великое княжество Литовское, поляки никуда не денутся. А если начнутся рокоши (а они начнутся), то русский царь не те марионетки на троне (вроде Ваза), имеет под рукой солидные вооруженные силы, а так же сторонников как минимум среди казаков и мещан (про крестьян не говорю). А в случае сохранения единой Славянской державы, Вост. Пруссия (которую польские короли в РИ уступили Бранденбургу) скорее всего войдет в состав России.
С польским мнением что они форпост европейской цивилизации и то ,что русские-варвары ,они замучают Русь мятежами. Лучше поляков оставить так, а потом России захватить Пруссию и обменять на Галицию.
Меня терзают смутные сомнения, что Иван с удовольствием ограничился бы Литовской короной, а поляков послал бы лесом (в смысле к Габсбургам, которые пусть и разгребаются с буйной шляхтой).
Меня терзают смутные сомнения, что Иван с удовольствием ограничился бы Литовской короной, а поляков послал бы лесом
Вполне возможно, что Иван так бы и сделал. Но тот действуют два фактора. Во-первых, избрание Ивана князем ВКЛ автоматически делало его королем Польши (Польша на тот момент "перегружена" населением - особенно шляхтой, которое просто рвется на малозаселенные земли южной части ВКЛ. И тот кто занимает престол ВКЛ, гарантировано избирается королем - в случае избрания князем ВКЛ, ИМХО, поляки вновь просто умоляли бы Ивана стать их королем и, ИМХО, пошли бы на его условия, поскольку любая альтернатива была бы хуже. Во вторых, в Польше и Литве существовала слишком мощная антигабсбургская партия - в РИ был такой случай - проавстрийски (и антиивановски) настроенные магнаты Радзивиллы и Ходкевичи захотели тайком протолкнуть в князья ВКЛ Эрнеста Габсбурга, что автоматом обеспечивало ему избрание королем. Но возмутилась шляхта (вся как одна настроенная за Ивана) и часть магнатов (Вишневецкие, Острожские, Сапеги), чьи владения находились либо на юге и подвергались ударам татар, от которых их эффективно могли защитить только русские, либо на русской границе (Сапеги), и которые в случае войны в первую очередь попадали под русский удар (что само собой делало Сапег сторонниками русского царя). Собственно говоря, в РИ сорвать избрание Ивана IV князем ВКЛ Радзивиллам и Ходкевичам удалось только благодаря обману. Не помню каким образом (буду в библиотеке уточню) они добились отсутствия русских послов на элекционном сейме в Литве. И когда на этот сейм 8 мая 1573 г. съехались выборщики с одной единственной целью - избрание Ивана Грозного Великим князем Литовским (другие варианты даже не рассматривались), то Радзивилл ссылаясь на отсутствие русских послов с огромным трудом убедил собравшихся разойтись.
Весть об этих победах возбудила во всей Европе неописуемое ликование, и породила надежды на полный разгром Османской империи, которая уже долгое время была угрозой христианской Европе. Казалось после таких поражений Турция просто не сможет восстановиться. Но этим ожиданиям не дано было сбыться. Сразу же после победы у Лепанто между союзниками возникли споры по поводу дальнейших действий. Венецианцы настаивали на необходимости завоевать Морею (конечно, в пользу Венеции), что не устраивало дон-Хуана Австрийского, который не желал таскать каштаны из огня для других и предложил идти в Архипелаг, запереть Дарданеллы, отрезать подвоз припасов к Константинополю, а может быть и взять его штурмом, как сделал Дандоло в 1204 г. Но о таких решительных действиях не хотели и слышать испанцы, предлагавшие действовать против Алжира. Все это постепенно привело к развалу коалиции. К тому же понтифик Пий V, который был душой этой войны, умер, и тогда венецианская сеньория в марте 1573 года сочла за лучшее заключить с султаном сепаратный мир, причем, мир этот был заключен втайне от союзников. Кипр, составлявший предмет спора и другие отнятые у венецианцев владения, остались за турками, а кроме того венецианцы заплатили им 300 тыс. дукатов контрибуции. Испания продолжала вести войну с Турцией, но уже не на востоке. Дон-Хуан хотел завоевать Тунис и создать там собственное королевство. Филипп II изъявил свое согласие на это предприятие, и в начале октября дон-Хуан с большим флотом и армией переправился в Африку, занял без сопротивления Тунис, укрепил его, а затем занял и Бизерту. Оставив там там сильный гарнизон, он возвратился в Неаполь. Однако план его сделаться тунисским королем, хотя и был горячо поддержан папой, был решительно отвергнут Филиппом II, который вместо Туниса отправил Хуана в Ломбардию. Тем временем турки восстановившие свой флот после поражения снова отвоевали Тунис. Изменилось положение и на севере. После заключения мира с Турцией Венеция отказалась от всех своих обязательств по отношению к России отказавшись прислать обещанные субсидии и мастеров. Так же поступила и Испания, ссылаясь на свои расходы и отсутствие денег в казне. Кроме того, 30 сентября 1568 года в Швеции короля Эрика сменил в результате государственного переворота его брат Юхан и политика Стокгольма кардинально изменилась. Если Эрик считал необходимым поддерживать хорошие отношения с Россией, то его брат круто поменял внешнеполитические ориентиры, стремясь уничтожить русскую балтийскую торговлю, для чего вновь стал поддерживать шведских пиратов, нападавших на торговые корабли идущие в или из русских портов. В результате только одни любекские купцы понесли от морского разбоя убытки больше чем на 100 тысяч талеров. Попытка русской дипломатии решить дипломатическим путем эту проблему не имела успеха, и тогда русским послам в Европе был отправлен тайный приказ найти человека, имеющего авторитет среди моряков и знающего не понаслышке о морских сражениях. Они выбрали Карстена Роде, авантюриста из Дании, который согласился заниматься морским разбоем на Балтике во благо Русского государства и ради собственной выгоды. Датчанин получил официальное звание “царского морского атамана” и каперский патент, наделявший его полномочиями вести военные действия на море от имени России: “...силой врагов взять, а их корабли огнем и мечом сыскать, зацеплять и истреблять, согласно нашего величества грамоты... А нашим воеводам и приказным людям того атамана Карстена Роде и его скиперов товарищей и помощников в наши пристанища на море и на земле в береженьи и чести держать, запасу или что им надобно, как торг подымет, продать и не обидеть”. По условиям договора, Роде должен был передавать царю каждое третье захваченное им судно и по лучшей пушке с двух остальных. Кроме того, в государственную казну должна была поступать и “десятая деньга” от продажи всех захваченных товаров. Прибыв в 1569 году в город Аренсбург на острове Эзель, Роде оснастив и вооружив дюжиной пушек небольшое одномачтовое судно и, набрав команду из 35 человек, в июне 1570 года вышел в море. Вскоре, возле острова Борнхольм, они взяли на абордаж одномачтовый буер, шедший с грузом соли и сельдей. Захваченный буер вооружили, и часть команды пинки под началом Роде перешла на него, саму же пинку он поручил команде одного из своих лейтенантов. Сбыв добычу на Борнхольме Роде снова вышел в море, уже на двух судах. Буер и пинка разошлись в разные стороны в поисках добычи, и, когда через восемь дней они вновь встретились в порту Борнхольма, каждый из капитанов привел по захваченному судну. Пинка захватила буер с грузом ржи и отборных дубовых досок, а буер под командой Роде конвоировал взятый на абордаж большой корабль водоизмещением 160 тонн. Здесь же, на Борнхольме, Роде прикупил у одного любекского купца восемь пушек и вооружил ими захваченный корабль, ставший флагманом его флотилии. Там же корсар принял на службу десяток датчан. Власти острова, бывшего в то время местом стоянки многих пиратских судов — этакой "балтийской Тортугой", встречали гостей, подобных Роде, всегда радушно, а датский адмирал, командовавший флотилией, базировавшейся на Борнхольме, считал "корсаров царя Ивана" союзниками и даже снабжал их лоциями и картами. Флотилия Роде постепенно усиливалась, и к сентябрю под его командой — уже шесть вооруженных судов с полностью укомплектованными экипажами. Дерзость корсара, стремительный рост его сил уже не на шутку беспокоили шведскую корону. Против "московитских пиратов" повели настоящую охоту, пытаясь загнать их в ловушку и уничтожить. Однажды шведы настигли флотилию Роде и сумели потопить несколько его судов, но "московиты" прорвались к Копенгагену и укрылись в его порту под защитой пушек короля Дании. В течение первого месяца Карстену Роде удалось захватить еще 13 кораблей. Тогда король Юхан в сентябре 1570 г. приказал своему флоту подвергнуть бомбардировке Колывань с целью сжечь стоявшие там корабли и разрушить городские склады, рассчитывая такой “демонстрацией сили” оказать нажим на Россию, занятую войной на юге. Но результаты бомбардировки оказались совершенно противоположны ожидаемым. Большинство населения Колывани составляли переселенные туда жители русского Севера, в том числе и поморов, не привыкшие к подобному европейскому “маниру”. А потому потушив пожары и подсчитав убытки, колыванцы тут же стали снаряжаться для похода в Швецию за “компенсацией”. Переправившись через залив они опустошили побережье Финляндии и пограбив тамошние селения вернулись назад, получив полное одобрение своим действиям в Москве, которая будучи связанной борьбой с Турцией не могла сама пойти на риск прямого конфликта с Швецией и войны на два фронта. Тем более, что в следующем году столице и вовсе было не до взаимных претензий с Стокгольмом. Расследование обстоятельств татарского набега 1571 года выявило наличие заговора возглавляемого конюшенным И.П. Федоровым-Челядниным, который согласно обвинению “навел” татар на Москву, рассчитывая использовать возникшую замятню для ареста Ивана IV и опираясь на собственную многочисленную вооруженную свиту произвести государственный переворот с целью посадить на престол князя Владимира Старицкого, который после взятия под стражу тут же заложил царю всех своих сторонников. По стране прокатилась новая волна арестов, затронувшая даже верхушку Думы. По выдвинутым обвинениям были признаны виновными и казнены конюшенный Иван Федоров-Челяднин, окольничий Михаил Колычев и трое его сыновей – Булат, Семен, Мина, князья Андрей Катырев, Федор Троекуров, Михаил Репнин, Юрий Кашин, Петр Горенский, Никита и Андрей Черные-Оболенские, окольничий Михаил Лыков. Одновременно с этим внезапно скончались приняв яд князь Владимир Старицкий с супругой. Что породило слухи о том, что их заставил сделать это сам царь не желавший предавать своего ближайшего родственника открытому суду.
Щит Евразийской Империи, Предсовнаркома Корейско-Дагомейского улуса, Творец Мира Брауншвейгской Династии, Внутренний Враг № 1 "Белой ДВР"
Отправлено: 09.07.06 07:20. Заголовок: Re:
Леший пишет:
цитата:
венецианская сеньория в марте 1573 года сочла за лучшее заключить с султаном сепаратный мир, причем, мир этот был заключен втайне от союзников. Кипр, составлявший предмет спора и другие отнятые у венецианцев владения, остались за турками, а кроме того венецианцы заплатили им 300 тыс. дукатов контрибуции.
А нафига им такой мир? Что они от него получают???
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 84
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума