LAM пишет:

цитата:

стригольник становится архиепископом

Даю краткую справку:

"Стригольничество - первое из известных русских христианских вероучений, альтернативных духу официальной церковной догматики. Оно возникло в новгородско-псковских землях во второй половине 14-го в. Его история - одна из наименее проясненных глав в истории религиозно-гражданской жизни Древней Руси.

Это было организованное религиозное движение, выработавшее свое учение, зафиксировавшее его в соответствующих текстах и широко проповедовавшее его идеи. Однако сочинения стригольников не дошли до нас. Скорее всего, они были уничтожены по распоряжению высших церковных иерархов. Отрывочные сведения о стригольническом движении сохранились лишь в некоторых летописных источниках и в полемических сочинениях оппонентов.

В распоряжении историков есть две группы письменных источников 1350-1380-х гг. и 1416-1427 гг. Обе они представляют собой циркуляры высших церковных властей, направленных против "еретиков". Они пронизаны гневным пафосом, который, как всякая сильная эмоция, затуманивает все рациональное, рассудочное. Поэтому они дают лишь весьма опосредованное, косвенное представление об истинной вероучительной позиции стригольников. Это, однако, не может служить препятствием для исследователей.

Согласно старинным текстам, последняя треть 14-го столетия была примечательна существованием объявившейся в Новгороде некой новой секты. Сообщалось, что властями были казнены "развратники христианской веры" во главе с их предводителями - диаконами Никитой и Карпом. Так, в Никоновской летописи есть место о том, что в 1375 г. новгородцы потопили в Волхове стригольников-еретиков, в числе которых были представители духовенства, будто бы развращавшие своими проповедями простолюдинов, "слабых и неразумных, последовавших ереси той". При этом в качестве обвинения им были зачитаны строки из Нового Завета: "писано есть в евангелии - аще кто соблазнить единого от малых сих, лутчи есть ему, да обвисится камень жерновный на выи его и потоплен будет в море".

Карп представлял низшее псковское духовенство. На его глазах разворачивались многие драматические события гражданской и общественно-церковной жизни. Наблюдательный и умный, имеющий значительный духовный и социальный опыт, приобретенный в совершенном паломничестве, Карп был свидетелем многих бедствий, постигших псковитян и новгородцев, в том числе эпидемии чумы, породившей во множестве сердец отчаяние и желание покаяться перед грозным Богом, карающим людей. Талантливый, красноречивый, одухотворенный проповедник притягивал к себе внимание горожан, которые превращались затем в "стригольниковых учеников". Однако, ни пастыри, ни их ученики не выказывали никакой явной агрессивности в отношении духовенства. Их позиция была принципиально миролюбивой. Ими двигало стремление отыскать тот путь, который был ближе всего к заповедям Христа.

Логическим следствием богоисканий стригольников явилась их практическая деятельность по организации собственных церквей и богослужений, по строительству храмов и часовен. Церковные власти отвечали на это грамотами, в которых угрожали отлучением священникам, перешедшим к стригольникам и различными карами мирянам.

ЦЕРКОВНЫЕ И СВЕТСКИЕ ИСТОРИКИ
О СТРИГОЛЬНИЧЕСТВЕ
Российские историки церкви, как правило, обходили своим вниманием движение стригольников, ограничиваясь мимоходом сформулированными негативными оценочными суждениями. То обстоятельство, что стригольники были в их глазах "еретиками", открытыми, явными оппонентами официальной церкви и ее ортодоксии, сразу же позволяло относиться к ним с позиций "презумпции виновности".

Характерной иллюстрацией этого положения дел может служить тот факт, что среди тех, кто упоминал в своих работах о стригольниках, не было и нет единого, общепризнанного толкования самого понятия "стригольник". Выдвигались самые разные версии, связывающие его то с особой стрижкой "еретиков", то с чем-то вроде католической тонзурой у их духовных пастырей, то с присущим будто бы кому-то из них занятием стрижкой овец и т. д.

На наш взгляд наиболее близок к истине оказался Б. А. Рыбаков. Опираясь на сочинение очевидца новгородских событий, пермского епископа Стефана "Мерило праведное", он выясняет, что утопленный в Волхове духовный лидер стригольников Карп был вначале дьяконом, а затем, после отлучения, стал расстригой или стригольником. Поэтому расстрига Карп, оставшийся без священного сана, - это стригольник, а "стригольниковы ученики" - это последователи расстриги Карпа. В глазах духовенства слово стригольник предстает как уничижительное прозвище, постоянно напоминающее об участи изгоя, об отверженности человека, восставшего на православную церковь.

РЕЛИГИОЗНО-НРАВСТВЕННАЯ ПОЗИЦИЯ СТРИГОЛЬНИКОВ: ПРОТЕСТ ПРОТИВ ЦЕРКОВНОГО МЗДОИМСТВА
Сохранилось письменное свидетельство новгородского дьякона Кирика, из которого следовало, что епитимью, наложенную на согрешившего православного христианина, можно заменить заказом оплачиваемых литургий - 10 литургий за 4 месяца и 30 литургий за год. Это можно расценить как возможность для имущих откупиться деньгами за совершенные прегрешения. Подобная практика весьма напоминала то направление, которое в католической Европе будет связано с использованием индульгенций.

В этом контексте возникло и начало крепнуть стригольничество с присущим ему духом неприятия любых форм стяжательства. В пику ему в 1383 г. суздальский архиепископ Дионисий, находясь в Царьграде, выхлопотал по просьбе новгородского архиепископа Алексия от патриарха вселенского две увещательные грамоты против стригольников, обращенные ко всему населению Пскова и Новгорода. Данный факт служит прямым доказательством того, что движение стригольников получило широкое распространение в обоих северных городах. Византийские иерархи, получавшие значительные доходы от русской церкви, были прямо заинтересованы в том, чтобы установившийся на Руси порядок взимания церковных пошлин оставался прежним. Стригольники критиковали православный клир за то, что "не по достоянию поставляются, ибо духопродавчествуют", ратовали за отделение от официальной церкви, чтобы не оскверниться от общения с попами-мздоимцами.

В глазах стригольников священники, не способные побороть искушение мздой, различными мирскими соблазнами, винопитием, не имели права стоять между Богом и прихожанином и требовать от последнего исповеди. В этих грехах наиболее повинны были высшие церковные иерархи.

Стригольники, довольно логично пришедшие к выводу о том, что для исповедания истинной веры христианину не нужны церковные иерархи, оказались одними из первых в ряду тех, кто во втором тысячелетии истории христианства сформулировали принцип беспоповства. Характерно, что этот же принцип стал одним из ключевых в реформационном движении Лютера и в раскольническом движении русских староверов.

ВЕРОУЧИТЕЛЬНОЕ КРЕДО СТРИГОЛЬНИКОВ
Идеалом стригольников была апостольская церковь, а свою организацию они рассматривали как его воспроизведение. В рамках этого идеала первоначального христианства они утверждали достоинство человека, его право быть учителем веры в жизни, независимо от принадлежности к духовному сословию. Они считали, что каждый мирянин имел право проповедовать, если вел достойный, нравственный образ жизни.

Дьяконы Никита и Карп, возглавившие стригольническое движение на первом его этапе, были образованными людьми, склонными к богословским дискуссиям, умевшими отстаивать свои взгляды, успешно учительствовать, горячо проповедовать, убеждать мирян и привлекать их на свою сторону. При этом их позиция опиралась на библейские истины. Они сами отчетливо сознавали, что если бы "не от книжнаго писания говорили, никто бы не послушал их".

Примечательно то, что, несмотря на укоренившееся в православие определение стригольничества как ереси, всегда существовали значительные трудности в убедительной квалификации его в качестве таковой. Сами историки православной церкви признают, что искомое ими "еретическое зерно ее не поддается прямому уяснению" (А.В. Карташев. Очерки по истории русской церкви. М., 2000. С.599).

Однако, что действительно вызывало серьезные разногласия между православным духовенством и стригольниками, так это их отношение к исповеди и причастию. По обыкновению, православный христианин старше семи лет, кто бы он ни был, бедный крестьянин или великий князь, должен был перед причащением перечислить священнику совершенные словом, делом и помышлением свои прегрешения, раскаяться в них, получить прощение и тем самым получить доступ к причастию. Если священник был добропорядочен, строго хранил тайну исповеди, то все шло своим чередом и не вызывало ни у кого никаких нареканий и возражений. Но если на месте исповедника оказывался корыстолюбивый мздоимец, горький пьяница, способный продать или выболтать исповеданную тайну, дело принимало иной оборот.

Значительно осложнило проблему исповеди еще одно обстоятельство, связанное с возникновением специального пособия для священников - составленного и утвержденного церковным начальством вопросника-перечня предполагаемых грехов. Он включал вопросы о возможных преступлениях и пороках, о нарушениях религиозных и нравственных норм - воровстве, клятвопреступлении, обращении к языческим волхвам, колдунам, гадалкам, неуплаты долгов. В нем присутствовал также ряд вопросов об интимной жизни прихожан, их половой морали, в том числе касающиеся мастурбации, гомосексуализма, лесбиянства и т. п. Циркуляр предписывал спрашивать, например, у юной девушки, не губила ли она младенцев в своей утробе, не сотворяла ли она блуда с отцом, братом или скотом и т. п. Взрослых женщин следовало спрашивать, не грешила ли она с родным или крестным отцом, с отчимом, зятем, монахом, дьяконом, попом и т. д. Перечень аналогичных вопрошаний к мужчине включал дочь, сестру, невестку, падчерицу, мачеху, сноху, тещу.

Все это, разумеется, не могло не коробить добропорядочных прихожан, не оскорблять их нравственных чувств и личного достоинства. Если при этом сам священник не отличался безупречной нравственностью, то у исповедующегося рождалось чувство сильнейшего внутреннего протеста не против исповеди и покаяния как таковых, но против такой формы исповеди, которая успела укорениться в православных приходах. Невольно рождалась мысль о том, что не священник, такой же грешный, как и все, человек, может отпускать грехи, а только Бог. Бог всеведущ и бесконечно милостив. Он услышит слова исповеди-покаяния, идущие из глубины молящегося сердца, и без посредника-попа.

Все эти обстоятельства и мотивы стали основанием того, что вопрос об исповеди занял главное место в учении стригольников. Он стал для церковных властей тем критерием, посредством которого они определяли стригольников.

Еще одно обвинение в адрес стригольников - это обвинение в том, что они отвергают таинство евхаристии, принятие "святых даров". Но и это обвинение несправедливо, поскольку они протестовали не против причастия как такового, но против принятия его из рук недостойных священников, занявших свое место "по мзде".

Б. А. Рыбаков приводит своеобразное и, вместе с тем, вполне убедительное опровержение данного обвинения. Он обращается к фресковой росписи Успенской церкви в Волотове (1363), входившей в новгородский епископат: "… нам трудно, - пишет он, - представить себе русскую средневековую каменную завершенную церковь с голыми стенами, без всякой росписи… Все стены и своды храма остались по-прежнему с нейтральной светлой помазкой, без штукатурки и фресковой росписи, и только в самой глубине алтарной части ярко выделялся сравнительно небольшой (150х300 см) прямоугольник, площадью всего 2 прямые сажени, расписанный многокрасочной живописью аль-фреско и обведенный широкой красной рамкой, удостоверяющей необычную ограниченность этой запрестольной композиции… Казалось бы, что здесь должно быть отображено то событие, которому посвящена данная церковь - успение Богородицы. Однако алтарная фреска 1363 г. дает нам совершенно иное. В обрамленном красной полосой небольшом прямоугольнике (1,5х3 м) изображен престол, двое ангелов и двое святителей - Иоанн Златоуст и Василий Великий. Ангелы в дьяконских одеждах. На столе изображен потир готической шестигранной формы. Святители держат в руках свитки со словами двух форм литургии- для "оглашенных" и для "верных"… Небывалая по лаконичности и узости темы, по сосредоточении только на одном моменте роспись дает нам ключ к разгадке. Единственное во всем Успенском храме изображение не связано ни с успением Богоматери, ни с проблемой покаяния, обязательно предваряющего причастие. Все внимание вошедших в храм направлено только на готовность к принятию святых даров, к совершению заключительного этапа главного христианского таинства, к которому молящиеся должны быть уже готовы… (Б. А. Рыбаков. Стригольники (Русские гуманисты ХIV столетия). М., 1993. С. 291-321).

ВЫВОДЫ
Вышеприведенный обзор некоторых аспектов стригольнического движения позволяет сформулировать несколько выводов.

Первое. История со стригольниками показывает, что далеко не всегда то, что квалифицировалось официальной церковью как ересь, на самом деле являлось таковой. Если учитывать, что еретическими называют учения, противоречащие апостольской традиции, извращающие содержание Священного Писания, то стригольничество под это определение не попадает.

Второе. Не следует забывать, что новгородские стригольники были едва ли не самой "продвинутой" частью русских людей. Широко распространенная грамотность, активные контакты с цивилизованным Западом и византийским Югом, счастливое неведение ужасов татарского ига, сохранность накопленных за многие годы культурных ценностей, в том числе книг, устойчивые традиции народно-вечевого самоуправления - все это поднимало их самосознание на порядок выше самосознания московитов и киевлян. Поэтому не стоит удивляться тому высокому чувству собственного достоинства, той развитой потребности в духовной свободе, которую они выказывали, например, в своем неприятии гнусных вопросов из того перечня, которым руководствовались приходские священники на исповедях.

В стригольниках было много качеств, роднящих их с жителями Флоренции или Венеции эпохи раннего и зрелого Возрождения, где гражданская жизнь била ключом. В сущности они были их духовными братьями и практически их современниками.

Третье. О высокой гражданской активности стригольников говорит их искренняя забота о чистоте нравов, о здоровой нравственной атмосфере в сфере религиозно-церковной жизни, которая в их глазах была важнейшей из всех сфер человеческого существования. Там, где государственная власть не могла и даже не пыталась заниматься воспитанием народа, и где церковники скомпрометировали себя недостойным поведением, заявляли о себе идущие "снизу" религиозно-нравственные инициативы младогражданского общества.

Четвертое. Весьма важным является то обстоятельство, что реформационные инициативы стригольников носили отнюдь не агрессивный, не бунтарский характер. Выказывая свое недовольство попами-мздоимцами, они, однако, не нападали на церковные институты. Они не были разрушителями ни в одном из проявлений своей религиозно-гражданской активности."